— Ты чё это, парень, расквасился хуже бабы? А ну бери себя в руки! Дорога жизни ровной не быват. Не спасёшь себя, пропадёт и Камбила. И етот грех падёт на твою душу. На-ка, держи! — он протянул ему увесистый кисет.
Но Егор отвёл его руку:
— Не надо, боярин!
— Надо! — и сунул кисет ему за пазуху.
От Егора боярин, покружив по городу, поехал к посаднику. Фёдор сказался занятым, на что служке посадника боярин твёрдо ответил:
— Я дождусь, когда он освободится, — и уверенно уселся в полуразваленное кресло.
Когда Осип зашёл наконец-то к Даниловичу, то не узнал его. Уж больно уверенно он выглядел. Осипа провести было трудно. Он понял: получил во всём поддержку бояр. «Ну, посмотрим». Осип сел без приглашения, развалясь по-хозяйски, всем своим видом показывая, что он с ним на равных, может поменяться и местами. Это раздражающе подействовало на Даниловича: «Чёрт его знает, — подумал он, — Новгород наполнен московским войском, и на чьей стороне в случае чего окажется Иван, трудно сказать. Уж больно свободно этот боярин себя чувствует».
— Разобрался? — мягким голосом спросил Фёдор.
Осип кивнул.
— Нужны свидетели! — продолжал посадник, торжествуя.
— Они есть!
Эти слова ошарашили Фёдора.
— Хто? — не выдержал он.
— Ты знаешь.
Видно было, как тот заёрзал в кресле.
— Я думаю, верить... этому... э...
— Камбиле, — подсказал Осип.
— Почему он берёт на себя это убийство?
— Вынужденное убийство, — поправил Осип, не спуская глаз с Фёдора, — и к тому же Марфа была моей. Как она оказалась в той далёкой деревеньке, хто без мойво ведома, мог ето сделать?
Но тот нашёлся:
— Дворянинцев был для неё прекрасным женихом. Сам видный, богатый, боярин. Да за него любая бы пошла с радостью. А кто была эта девка? Сам же сказал: «Моя».
— Вот именно! — боярин поддел поближе. — Хто спросил меня?
Фёдор только моргал глазами:
— Ну уж не совсем твоя. Она чё, рабыня? — стал он отбиваться.
Осип приподнялся и грудью лёг на стол:
— А ты знашь, сколь её семья мне должна? А хто будет отрабатывать? Може, ты?
Он так приблизился к нему, что стал дышать прямо посаднику в лицо. Фёдор вынужден был отстраниться. И вдруг посадник поднялся; опираясь о стол, заговорил:
— Этот «герой» убил боярина. Да это разбой, весь на...
— Остынь, боярин! — осадил Осип Фёдора. — Не гоже посаднику мстить человеку, вина которого в том, чё он могет тя... — и сделал щелчок пальцами, показывая этим, что тот может лишиться своего звания.
Осип, вероятно, решил добить растерявшегося посадника и тихо проговорил:
— Тама был ещё свидетель: батюшка.
Фёдор побледнел:
— Где он?
Осип усмехнулся:
— Ты много бы дал, чтобы об етом узнать, не узнаешь!
— Мне не надо узнавать. А вот твой прусс — предатель. Он предал интересы города. Тож будешь защищать?
— Я етого не слыхивал. И те советую об етом молчать. Хто подтвердит твои надуманные бредни? Иль ты хоть, чтоб князь Иван стал разбираться? Ты хоть оскорбить великого князя? Вспомни, как вы уже раз ползали перед ним.
— Не вы, а мы, — вставил Фёдор, показывая тем самым, что тот был с ними.
Но Осип не обратил на это внимания и продолжил:
— Я думаю, на этот раз етим не ограничиться. Так что советую: Егора отпустить, а о Камбиле... забыть.
Осип поднялся и неторопливо направился к двери.
Оставшись один, Фёдор схватился за голову: «Как ни крути, Осип прав. Чё-то ране я об етом не подумал? Тронь этого Егора или прусса... и тогда беда». Посадник не находил себе места. Сколько он ни метался по посаднической, ничего хорошего придумать не мог. Так и ушёл домой, говоря, что утро вечера мудреней.
Но и утром Фёдор так ни на что и не решился. Да и посоветоваться было не с кем. Как на грех, никто не приходил. Фёдор уже думал сам съездить к кому-либо из бояр, как в дверях показалась голова Григория Ляпы.
— Заходи! — обрадовался Фёдор.
Ляпа зашёл. Его лицо так и лоснилось от довольства.
— Чему рад? — грубовато спросил посадник.
— Да... русские закупили у мня всю соль, а сами уходють.
— Как уходють? — подскочил Фёдор.
— А так! Войска возвращаются к себе.
