За окном тысяцкий услышал странный шум и бросился к нему: «О боже!» — воскликнул он. Мимо, гремя доспехами, проходила большая княжеская дружина. По спине тысяцкого пробежал холод. Он понял: князь не шутит! «Ну что ж! Я пойду, и пусть князь услышит всё из моих уст», — решил он.
С грозным видом предстал он перед великим князем, готовый перейти в наступление. Но пронзительный взгляд Симеона остановил бунтовщика. Он понял, что приговор ему вынесен. Почувствовав за спиной чьё-то дыхание, тысяцкий оглянулся. Двое здоровенных воинов по малейшему знаку князя готовы были его схватить. Тысяцкий понял, что он проиграл.
— Как я понял, князь, — он злонамеренно не стал называть его полным именем, — ты лишил меня моего сана.
— И не только, — голос его был наполнен гневом.
— Я могу знать, что ты решил? — спросил тот.
— Скоро узнаешь, — неопределённо ответил Симеон.
— Прости, князь, если что не так. Я пойду?
В этом был весь Хвост. Гордый, неуступчивый, не упавший на колени.
— Иди! — резко бросил князь.
В этом коротком слове тоже был весь Симеон: решительный, властный. Таких не запугаешь.
После его ухода, ещё клокоча гневом, задетый таким к нему обращением Хвоста, Симеон приказал пригласить к нему своих братьев — Иоанна и Андрея. Такой поспешный вызов посеял у братьев большую тревогу. Они знали, что старший брат их по пустякам не дёргает. Входили они к нему, глядя на него пытливым тревожным взглядом.
Они увидели Симеона, шагающего по горнице взад и вперёд. На их приветствия он ответил только кивком головы. Братья подождали, чтобы сел старший. Но тот продолжал хождение. Тогда те, посмотрев друг на друга, дружно уселись. Сел и Симеон. И начал он довольно странную речь:
— Братья, — произнеся это слово, он поочерёдно посмотрел на них.
Они встретили его взгляд настороженным, пытливым взором. Он продолжал:
— ... помните наш договор?
Младшие переглянулись меж собой.
— Помним, — ответил Андрей.
Иоанн почему-то промолчал. Глядя на него, Симеон произнёс:
— Я... попомню, — и, пододвинув лист, стал читать: — Я, князь великий Симеон Иванович, всея Руси со своими братьями младшими, с князем Иваном и князем Андреем, целовали меж собою крест у отцовского гроба... быть нам заодно, — на этом слове он сделал ударение, — до смерти, брата старшего иметь и чтить в отцово место...
Он остановился и отложил в сторону договор.
— Это ты к чему? — спросил Иоанн.
— А к тому, — ответил Симеон, — что наш тысяцкий Хвост учинил крамолу.
Сказав это, замолчал, ожидая реакции братьев.
— Это что же он сделал? — не выдержал Иоанн.
Симеон вкратце рассказал о происшедшем с Алексеем Петровичем Хвостом.
— И что же ты решил? — продолжил допытываться Иоанн.
— Снял его с тысяцких. Лишил всего состояния, забрав данные ему волости. И хочу, чтобы он убрался из Москвы.
— Что же ты от нас хочешь? — Иоанн, склоняя голову, посмотрел на старшего.
— Не принимать к себе на службу мятежного боярина, — проговорив эти слова, Симеон пристально стал смотреть на Иоанна, зная, что тот пользовался услугами бывшего тысяцкого.
Братья поклялись этого не делать. Такое поведение братьев успокоило великого князя, и он стал собираться в поход.
А тем временем в Новгороде Оницифер готовил свою дружину, решив взять себе в помощники Егора. Тот стал отказываться, объявив Лукичу, что ему надо поскорее мчаться за Марфой, коли боярин дал провожатого. Оницифер, недолго раздумывая, отлично поняв Егора и не желая потерять такого помощника, согласился на его поездку, попросив сделать это как можно быстрее. Егор пообещал.
На следующий день, после разговора с боярином и Лукичом, Егор поднялся чуть свет и стал лихорадочно готовиться к отъезду. Теперь, когда он смог вернуться к поиску той, о которой думал всё это время, в его сердце зародилась тревога: а не опоздал ли он? Занятый подготовкой, Егор не услышал, как кто-то подкрался сзади и навалился на него. Шутник, очевидно, забыл способности парня. Тот моментально ухватил его за шею и грохнул на лежак, перебросив его через себя.
— Ну, ты... — взревел тот, — медведь!
