— Вас проводить или вы знаете дорогу?
— Я знаю куда идти, благодарю.
Двери распахнулись, я прошел длинным коридором и остановился у кабинета, который был мне отлично знаком. Совсем недавно его занимал покойный адмирал Крол. Адмирал скончался внезапно. Еще крепкий семидесятилетний мужчина однажды просто не проснулся. До самой смерти он хорошо себя чувствовал и делал по утрам зарядку, иногда по вечерам позволял себе выпить несколько рюмок коньяка. Мы с Эн очень тепло относились к нему.
Я без стука вошел в приемную. Здесь ничего не изменилось, только в левом углу появились дополнительные шкафы для документов. За столом сидел секретарь адмирала, егерь-лейтенант Муки. Он приходился адмиралу дальним родственником и был, несмотря на офицерские погоны, всего лишь смешным восторженным мальчишкой. Он сразу вскочил и бросился ко мне, на ходу отдавая честь.
— Господин супер-лейтенант! Как я рад Вас видеть!
— И я рад Вас видеть, Муки. Не ожидал Вас здесь застать.
Он сразу погрустнел.
— Меня переводят, только пока не знаю куда. Говорят приказ уже подписан и лежит в канцелярии. Передаю дела.
— Нового секретаря видели?
— Нет еще. Говорят, очень достойный молодой офицер.
— Ну-ну. А адмирал?
Взгляд Муки остекленел.
— Адмирал Мец герой войны, великий флотоводец. Он выдающийся человек.
— Конечно, конечно. Я нисколько в этом не сомневаюсь.
Я посмотрел в окно. По площади конвой вел пожилого интенданта без погон, руки он держал за спиной и шел, как-то слишком прямо. Я отвернулся.
— Вам назначено на восемь?
— На семь тридцать.
— Странно. Адмирал еще не принимает в это время, но он уже здесь, я сейчас доложу.
Муки постучал костяшками пальцев, открыл дверь и зашел в кабинет. Я увидел за его узкой спиной лиловую портьеру и угол портрета в золоченной раме. Дверь закрылась. Послышались приглушенные голоса. Разобрать ничего было нельзя.
Муки вернулся очень быстро.
— Еще не принимает, — сказал он и виновато улыбнулся, — хотите чаю или кофе?
— Нет, благодарю. Не беспокойтесь, Муки. Надеюсь, что вопрос со мной будет решен быстро и четко — по-морскому.
Я сел на жесткий стул, откинулся на спинку и постарался расслабиться. Ничего не получилось. Очень хотелось курить. В голову лезли тревожные мысли. Ну, что они мне могут сделать? Отправят в дальний гарнизон или на «базу подскока». Отвратительно конечно, но служба есть служба. Или вообще уволят в чистую, без пенсии.
Я вспомнил остров Хос. Фруктовые сады, старые домики из красного кирпича, три таверны, кондитерская, деревянные магазины и лавки, церковь, гимназия, склады и порт, вот и все достопримечательности. Вся моя жизнь была связанна с этим островом, но на родину я не торопился. Мне не хотелось терять жалование гвардейского офицера и уезжать из столицы. За последние годы я успел отвыкнуть от гражданской жизни, штатской одежды и тоскливых семейных обедов, на которые нельзя было опаздывать. Правила в нашей семье устанавливала бабушка. Словно старый адмирал, она восседала на своем стуле с резной спинкой и управляла виллой. Даже мой отец, человек грубоватый, далекий от нежностей и сантиментов, не решался ей перечить. Все должны были вставать в семь утра и завтракать в столовой, обед был в два часа, ужин в семь. Уносить еду в комнату нельзя, если опоздаешь на завтрак, будешь ходить голодным до обеда. Таковы были правила и они никогда не менялись, чтобы не случилось, даже в день смерти моего деда все должны были есть по расписанию. Моя бабушка была строгой, но мудрой женщиной и, если не считать многих придуманных ею бессмысленных правил, которые всю жизнь ужасно раздражали меня, жизнь в семье протекала мирно. По крайней мере мы никогда не знали нужды.
Муки что-то напряженно писал. Иногда он так увлекался, что вытягивал губы дудочкой, в другой раз начинал что-то шептать, потом прерывался и с задумчивым видом смотрел в окно. Часы в углу сухо щелкали. Меня никто не вызывал.
Я встал и прошелся по приемной, чтобы размять затекшие ноги. Часы пробили девять.
Муки встрепенулся: — Может быть чаю?
Он всем своим видом показывал, как ему неловко, что такой блестящий офицер вынужден ждать в приемной.
