Его встретили очень приветливо. Родители Веры, занятые неотложными заботами, ничего не спросили касательно его поспешного отъезда.
– Вы узнали, что малышка плохо себя чувствует? – поинтересовался отец.
– Да. Что случилось? Это серьезно?
Его даже не спросили, откуда он знает. Отец не стал ничего выпытывать, мать заплакала…
– Ах, господин Прокоп! Надо же случиться беде! Малышка… такая милая… такая веселая… Вы и сами, бывало…
Почему-то эти слова ему не понравились. Он тряхнул головой, словно стараясь освободиться от наваждения болезненной своей фантазии. Попросил позволения повидать Веру. С волнением оглядел знакомую мебель и грошовые безделушки – сколько приятных часов он провел здесь.
Вера лежала исхудавшая, фарфорово-прозрачная. Улыбнулась приветливо, но не особенно удивленно. Как и положено умной девочке по случаю визита старого друга дома. У него сжалось горло, пересохло во рту.
– Здравствуйте, маленькая фея.
– Здравствуйте, господин Прокоп.
Он пришел с пустыми руками, поскольку очень торопился. Посему нахмурился и побежал обратно к двери.
– Я сейчас вернусь.
И действительно, он вскоре вернулся с кучей бесполезных и чудесных вещиц, купленных на все наличные деньги. Все это он рассыпал на кровати Веры: здесь были разноцветные флакончики, перламутровые шкатулочки, перевязанные лентами сладости, красивые раковины – словом, вся эта мишурная роскошь, которая в иных глазах стоит дороже холодного удовлетворения от вещей, ценных в обычном смысле.
Его встретили как доброго гения, как легендарного клоуна, который навещает бедных больных детей, лишенных всякого развлечения.
Маленькая фея прямо-таки лучилась от счастья, и взволнованные родители не знали, как благодарить гостя.
Каждый день по нескольку часов он проводил у постели больной Веры, несказанно радуясь признакам близкого выздоровления. Его прелестная подруга вскоре начала ходить по комнате в длинной ночной рубашке, которая смешно стесняла свободу худых босых ног. Затем она отважилась на небольшой променад, осторожно опираясь на руку своего достойного и преданного друга.
Он снова поселился в ее доме и с радостью стал играть роль заботливого старшего брата. Ему доставляло наслаждение смотреть, как Вера набирается сил и обретает несомненную женственность.
Разговор о Маре не возникал. Мирон Прокоп решил, что болезнь принесла истинное освобождение его маленькой протеже. Все мосты были сломаны, и его нежной, очаровательной девочке не грозил более ураган дикой, непонятной страсти.
Они весьма дорожили совместными прогулками, которые неизменно заводили их в пустынный и тихий парк на одну и ту же старую, обшарпанную скамейку. В таких случаях Мирон Прокоп читал ей вслух какую-нибудь книгу. Здесь он проявлял особую предусмотрительность, выбирал книги тщательно, дабы не нарушить гармонии чуткой и чистой привязанности болезненной либо двусмысленной аллюзией.
Однажды, читая скучный роман для молодых девиц, он споткнулся о слишком смелую, на его взгляд, фразу и слегка переделал ее в более невинном смысле. Однако Вера, следившая за текстом, вдруг заявила:
– Почему ты не читаешь то, что написано?
Он встревожился, закрыл книгу и удивленно взглянул на нее. Она лукаво усмехнулась:
– Ты чудак. Воображаешь, что я еще ребенок. – И она комично выгнула торс.
Прокоп побледнел и замолчал. Положил книгу на скамейку, отвернулся, нахмурился. Его реакция окончательно развеселила Веру.
– Дядя Прокоп, ты не только чудак, ты еще и глупец. Помнишь, как ты меня захотел, когда я обняла тебя? И как часто хотел сделать «это» со мной. И почему ты не вернулся после того вечера, когда я укусила Мару? Я ведь всегда была мила с тобой.
– Вера, помолчи, что ты говоришь…
Она смотрела на него чуть-чуть вызывающе, ее лицо – напряженное и нетерпеливое – зарозовело на стебле тонкой шеи, словно изысканный цветок.
Прокоп опустил голову и задумался. Машинально поднял левую руку и погладил затылок юной приятельницы. Его глаза недвижно смотрели куда-то, возможно, на лужайку, где три воробья прыгали вокруг маргаритки. Он погладил ей щеку, привлек ее лицо, Вера выжидательно закрыла глаза. Боже! Ее капризный рот, тонкий нос, ее шея, такая нежная и хрупкая…
