Мало что изменилось в
быту Ани. Те же послушания и те же труды. Только перешли из гостиницы в сестринский
корпус и обедали вместе с сестрами обители на втором этаже трапезной.
Трапезная в обители была
двухэтажная, каменная, светлая, с иконостасом, расписанная картинами
библейского содержания. Как-то раз Ане довелось впервые читать в трапезной за
обедом. Пропели молитву, а читать никто не шел. Благочинная, мать Павла,
подошла к Анне, слегка подтолкнув ее к аналою:
— Иди, сестра, читай.
Аня робко пошла. По мере
чтения ее голос окреп, и читала она ясно и выразительно. По окончании трапезы
сестры окружили Аню и благодарили, говоря:
— Как хорошо ты читаешь,
похоже на то, как покойная наша матушка Елиферия читала.
Анне было приятно
слушать эти похвалы, и улыбка не сходила с ее лица.
После вечерней службы
матушка игуменья повелела Анне зайти к ней в келью. Шла Аня с неспокойным
сердцем. Подойдя к келье матушки игуменьи, дрожащим голом произнесла:
— Господи, Иисусе Христе
Боже наш, помилуй нас!
Услышав ответное
«аминь», она вошла в игуменские покои и подошла к настоятельнице под
благословение.
— Больше на трапезе не
читай, — сказала игуменья, благословляя ее.
— Почему? — вырвался у
Ани невольный вопрос, когда она поцеловала руку игуменьи.
— У послушницы нет слов
«почему». Твое одно слово должно быть — «благословите». Ты читала хорошо,
получила похвалу от сестер, но я издали наблюдала за тобой и видела, как
наслаждалась ты похвалой, а похвала — ржавчина для души и особо опасна для
монаха. Все в тебе не твое: голос, ум, здоровье — все это дал тебе Господь. Он
привел тебя в эту святую обитель, а люди монастырские у Бога наперечет, немного
их. Монах тот, кто совершенствуется внутренне. Как заметишь помысел, так и гони
его. Поползнуться в грех дело человеческой немощи, попускается для смирения и
уязвления совести, а пребывать без внимания к своим помыслам, без желания искоренить
худые мысли — дело постыдное и гибельное. Написано: «Елико падеши, толико
восстани и спасешися».
Аня земно поклонилась
матери настоятельнице и просила у нее прощения.
Глава 9. Тураньев
Начавшаяся Гражданская
война до поры до времени обходила уездный городок Кузьминск стороной.
Революционные события в России насельницам монастыря казались не только
далекими, но и малоправдоподобными. И только когда пришла весть о расстреле
царской семьи, смятение, граничащее с ужасом, охватило весь монастырь. «Почему
же небо не упало, когда подняли руку на помазанника Божия? — в страхе шептали
сестры. — Никак последние времена наступают?» Действительно, наступали
последние времена, но не мира, а обители, за стенами которой сестры думали в
безопасности пережить смутное время.
Власть большевиков в
Кузьминске была установлена без особых осложнений. Просто из губернского центра
прибыли уполномоченные представители новой власти и взяли всё в свои руки.
Право властвовать они подтвердили не только мандатами, но и отрядом вооруженных
матросов. С приходом новой власти в городке стало твориться что-то
невообразимое для его жителей, привыкших к спокойному и размеренному укладу
провинциального быта. Арестовывали и препровождали в тюрьму каждого, кто
вызывал хоть малейшее подозрение, а под подозрение мог попасть любой гражданин
непролетарского происхождения. Монастырь пока не трогали, но сердца монахинь
уже предчувствовали плохое. Вскоре были арестованы настоятель собора отец
Владимир и еще несколько священников и монахов. Поговаривали, что арестовали их
за служение панихиды по убиенному императору и его царственному семейству.
Толком никто ничего не знал. Игуменья вместе с матерью благочинной уехала в
губернский город к архиерею и долго не возвращалась. Еще раньше ее возвращения
пришел слух, что арестован архиерей, якобы за участие в контрреволюционном
заговоре. Верилось с трудом, что престарелый архиепископ участвовал в
каких-нибудь заговорах. Приехавшая игуменья подтвердила арест архипастыря.
Меж надеждой и отчаянием
прошло лето 1918 года, наступила осень. В монастыре готовились к престольному
празднику Введения во храм Пресвятой Богородицы. Обычно в этот день к монастырю
сходились многие крестьяне из окрестных сел и деревень. Шли по сельским дорогам
крестными ходами с хоругвями и крестами. Но в этот раз служба уже началась, а
еще ни одного крестного хода в монастырь не прибыло. Игуменья очень
беспокоилась. Вскоре прибежал один крестьянин и сказал, что все дороги к городу
перекрыты красными, ждут наступления Добровольческой белой армии и крестные
ходы остановили, а мужиков, годных по возрасту к службе, тут же рекрутировали в
красные части. После службы, уже к вечеру, в верстах пяти от монастыря
послышались канонады орудий и выстрелы. К ночи все смолкло. Утром принесли
радостную весть — город освобожден от большевиков. Из тюрьмы выпустили всех
арестованных по обвинению в контрреволюции. Вновь налаживалась привычная жизнь.
Открывались лавки и рестораны, в городском саду зазвучал оркестр, как в старые
добрые времена. Мать игуменья, узнав обо всем, сказала с горечью:
