Вагончик десятичасового фуникулера был набит людьми, как лондонский автобус в час пик. Слегка покачиваясь, он, хотя и с усилием, неуклонно двигался вперед и вверх, в ослепительно яркое небо, высоко над заснеженными склонами и крошечными шале, рассыпанными по долине. Далеко внизу скрылась из виду деревня — домики, магазины, отели на главной улице. Под ними простирались сверкающие снежные поля с редкими купами сосен, отбрасывающих на снег длинные синие тени. Вагончик продолжал взбираться все выше, к горному пику — при одной мысли о нем у Джинни начинала кружиться голова, — ледяной иглой вздымавшемуся в ярко-синее небо.
Гора. Крейслер. Чуть пониже вершины там стояло несколько крепких деревянных построек: станция фуникулера и ресторан. Застекленный фасад ресторана так и сверкал, отражая солнечные блики; над входом плескались на ветру многочисленные флаги. Из деревни и ресторан, и станция фуникулера казались далекими как луна, но сейчас они с каждой секундой становились все ближе.
Джинни нервно сглотнула. Во рту у нее пересохло, желудок скручивало от дурных предчувствий. Зажатая в угол кабинки, она попыталась взглядом отыскать Алистера: при посадке ее оттеснили в противоположный конец от него, Колина и Энн. Правда, она хорошо его видела, потому что Алистер был высокого роста; его красивый профиль четко вырисовывался на фоне окна. Ей хотелось, чтобы он почувствовал ее взгляд и обернулся с ободряющей улыбкой на лице, но он был весь в предвкушении предстоящего спуска с вершины Крейслера назад в деревню.
Прошлым вечером, когда они сидели в баре отеля, она сказала:
— Я не поеду. — В баре устроили танцы, на сцене играли лихие музыканты в тирольских кожаных шортах.
— Ты обязательно должна поехать. В этом же весь смысл отпуска — чтобы мы смогли покататься вместе. Что хорошего топтаться на учебных трассах!
— У меня еще мало опыта.
— Спуск нетрудный. Просто длинный. Мы будем примеряться к твоей скорости.
Это было еще хуже.
— Я не хочу вас задерживать.
— Ты слишком невысокого о себе мнения.
— Я не хочу ехать.
— Ты что, боишься?
Она, конечно же, боялась, но сказала:
— Да нет, просто не хочу все вам испортить.
— Ничего ты не испортишь.
Он, казалось, был полностью уверен в этом — точно так же, как всегда был полностью уверен в себе. У нее сложилось впечатление, что страх Алистеру вообще неведом поэтому он и не может понять других людей, способных бояться.
— Но…
— Не надо больше спорить. Поговорим о чем-нибудь другом. Я хочу пригласить тебя на танец.
Сейчас, зажатая в угол кабины фуникулера, она решила, что он забыл о ее существовании. Джинни вздохнула и повернулась к окну, за которым зияла невероятная, вызывающая тошноту пустота. Далеко-далеко внизу по трассе уже катились лыжники — крошечные создания не больше муравьев оставляли следы лыж на девственном снегу, летя по склонам вниз к деревне. Казалось, в спуске нет ничего сложного, и это было самое ужасное. Джинни думала, что ей ни за что его не преодолеть. Сгибайте колени, — говорил инструктор. — Вес на внешнюю лыжу.
Вес на внешнюю лыжу. Главное не забыть. Вес на внешнюю лыжу. Я смогу это сделать. Я должна. Расслабиться. Согнуть колени. Вес на внешнюю лыжу.
Они были на месте. Только что кабина еще раскачивалась в пустоте, пронизанной солнечными лучами, а в следующее мгновение въехала под тень навеса на верхней станции. Их в последний раз тряхнуло, и фуникулер остановился. Открылись двери, и люди хлынули наружу. Наверху было гораздо холоднее. С ворот станции свисали сосульки, под ногами хрустел подернутый ледком снег. Джинни вылезла из кабинки последней — к этому моменту большинство тех, кто поднимался вместе с ними, уже летели вниз с горы, не желая упускать ни минуты этого драгоценного утра, хотя могли бы немного посидеть в ресторане с чашкой горячего шоколада или бокалом дымящегося глинтвейна.
— Джинни, скорей!
Алистер, Колин и Энн уже надели лыжи и надвинули на глаза очки, всем троим не терпелось начать спуск. Лыжные ботинки казались ей неподъемными, и она с трудом передвигалась в них по снегу. Мороз щипал щеки, легкие царапало от ледяного воздуха.
