Цветы на окнах - страница 3

Шрифт
Интервал

стр.

— Во сколько ты пришёл? — торопливо перебил Рябинин.

— Около семи.

— А отец?

— Он приходит позже, примерно в восемь.

Ушёл около восьми утра и пришёл около семи вечера. А смерть, по словам эксперта, наступила часов в десять утра.

— Гена, у вас в семье… ссор не было? — спросил Рябинин на всякий случай.

— С кем?

— Между родителями, между Николаем и мамой…

— Нет.

— Гена, а враги у мамы были?

— Я не знаю.

— Она никогда не рассказывала?

— Не слыхал.

— В последние дни ничего не заметил?

— Что?

— Не была ли мама расстроена, не получала ли писем, не приходил ли кто…

— Нет.

— А что пропало?

— У меня ничего не пропало.

Рябинин начал писать протокол…

Любая смерть загадочна. Ему всегда казалось, что каждый умерший унёс с собой какую-то тайну, выведанную им у жизни, — уж во всяком случае унёс тайну смерти, которую испытал. Поэтому предки всегда представлялись Рябинину умнее современников. Любая смерть загадочна… Но погибший уносил две тайны — тайну свою и тайну убийцы.

— Гена, ты кого-нибудь подозреваешь?

— Кого мне подозревать…

— Приятелей непутёвых у тебя или у Николая нет?

— Конечно нет.

Рябинин встал и глянул на часы — утро, серое и предзимнее. Дом затих. Ушли теперь ненужные понятые, уехали теперь ненужные эксперты, разбежались по заданиям инспектора уголовного розыска…

— А почему ты не идёшь к отцу?

— Он хочет побыть один.

Следователь положил ему руку на плечо и легонько пожал. Без слов, вместо слов, которых он не мог придумать для этого вступающего в жизнь юноши, — в ту жизнь, за которую отвечали взрослые, в том числе и он, Рябинин.

На улице профырчала подошедшая машина. Рябинин вышел на крыльцо, столкнувшись с Петельниковым:

— Что?

— Допросил старшего сына. Отношения в семье были прекрасные, никого не подозревает, у самого полнейшее алиби.

— Где он?

— В машине.

— А кто ему сказал про убийство?

— Я.

От ноябрьского утренника Рябинин передёрнул плечами.

— Кому-то надо, — обиделся инспектор и пошёл в дом.

3

Рябинин огляделся…

Холодный воздух, приправленный печным дымком, помог ему сделать бездонный вдох. Непривычная тишина стекала с побелевшего неба. Яблони стояли без листьев коряво, стараясь пригнуть тёмные ветки к окостеневшей земле. Изморозь, лёгшая на колодец ночью, так и не сошла с моренных дождями досок, отчего они посветлели, как бетонные кольца под ними.

В глубине узловатых яблонь желтела потешная избушка, сложенная то ли из тонюсеньких сосновых брёвнышек, то ли из толстых жердей. Кургузая труба лила на крышу белёсый дымок; казалось, что дранка сохнет и курится от невидимого жара.

Рябинин пошёл к ней по дорожке, обсаженной какой-то высокой травой, теперь стоявшей воткнутыми пучками соломы…

За дверью обдало теплом и запахом, который вошёл в него глубоко и тревожно. Он огляделся, слегка растерявшись в этом запахе. Плита, сложенная из свежего кирпича… На ней кастрюля, чайник и чугунок, тёмный, словно его только что выкопали из древнеземельной толщи. Просторный стол, сколоченный из гладких плашек. Лавка, длинная и широкая, хоть спи на ней. Некрашеный пол, жёлтый, как сливочное масло. Сосновые стены, увешанные пучками зверобоя, мяты и полыни…

За столом сидел мужчина, опершись на локти. Казалось, что обвисшая фигура продавливает плашковую столешницу. Он поднял голову, но его взгляд лишь коснулся вошедшего.

— Я следователь прокуратуры, — неуверенно сказал Рябинин.

Слежевский не отозвался — глядел в сосновую стену, будто ждал, что брёвнышки раздвинутся и войдёт кто-то ещё. Но та, кого он ждал, больше никогда не войдёт в эту потешную избушку.

— Мне нужно вас допросить…

— Да-да, — засуетился Слежевский, но засуетился только одним голосом.

Рябинин сел к столу, расстегнул портфель и выложил папку, надеясь оживить Слежевского этими приготовлениями. Но тот лишь вздохнул.

— Расскажите, как всё произошло.

— Я уже говорил…

Рябинин иногда задумывался: не стал ли он равнодушным к чужому горю за своё следственное многолетие? Нет, не стал. Но как-то притерпелся — иначе было бы невозможно работать. Сейчас этому раздавленному горем Слежевскому прильнуть бы к утешителю, к сильной и доброй душе. А Рябинину нужны показания — немедленно, подробно, правдиво.


стр.

Похожие книги