Но Арно был неумолим.
— Наши гости завтра и приедут. Поэтому Дорис остается на ночь в усадьбе.
— Я не знала этого. Она мне не сказала…
— Дорис сама узнала об этом только тогда, когда приехала домой. Она должна сообщить тебе по телефону, что останется на ночь дома. Но сейчас это не имеет значения. Я не позволю тебе скрыться от меня, пока не уложу в постель в нашей усадьбе.
— Но мне нужно взять с собой ночное белье.
— Полагаю, ты не будешь возражать, если Дорис одолжит тебе некоторые из своих вещей?
— И потом Адам…
— Пейдж? Причем здесь он в такое время суток?
Хона не могла не заметить нотку ревности в его вопросе, произнесенном резким тоном.
— Сейчас только девять часов, — напомнила она Арно и объяснила, что, если Адам освободится от работы раньше, чем ожидал, он может заглянуть к ней по пути в свое бунгало и будет встревожен ее отсутствием. — Я должна оставить ему записку, — заявила Хона.
— Хорошо, оставь, — согласился Арно. Хона не познакомила его с текстом записки, который гласил:
«Милый, милый Адам! Заехал Арно, чтобы увезти меня к себе домой. Я уезжаю. Все как в сказке, ставшей былью, — он любит меня, я люблю его. Он ревновал меня к тебе, как я его к Исан. Но это долгая история. Обещаю, что ты будешь первым, кто услышит ее от меня.
Порадуйся за меня, Адам! Зная тебя, я думаю, ты сможешь сделать это. Большая Земля, ты, любовь Арно — что я сделала, чтобы заслужить все это? Арно ждет меня в машине, я должна идти. Спасибо, спасибо, спасибо за все!»
Хона сложила листок с текстом записки и положила на видное место. Она вышла к Арно, который поцеловал девушку, когда она заняла свое место в машине.
— На дорожку! — шепнул он ей, и машина тронулась в путь.
Как будто по обоюдному согласию, они не обсуждали то чудесное превращение, которое испытали. Со своей стороны Хона была счастлива просто потому, что сидела рядом с ним. Вот так, наверное, думала она, будет проходить каждый день их совместной жизни. Она будет молча ездить с ним в машине. Говорить они будут на самые рутинные темы с воодушевлением, идущим от сознания того, что она любит его, а он ее. Именно так все и будет, подсказывала ей безграничная вера в него.
Арно спросил Хону, знала ли она, что уезжает Адам. Она сказала, что знала.
Хона поинтересовалась о дальнейшей судьбе Германа Трева. Арно стал рассказывать:
— Как ты понимаешь, он не продержался на работе более двух дней. Я слышал, он устроился барменом где-то в портовой зоне. Как он и обещал, машина Исан оказалась в понедельник под Епископским мостом. С него нельзя было взять никакого штрафа. Ведь он пользовался машиной Исан с ее согласия.
— Однако оштрафовать его все-таки следовало, — сказала Хона, решив, что для ее признания наступил подходящий момент. — Оштрафовать за беспечную езду. Он сам согласился с этим.
— Согласился? — спросил Арно, резко развернувшись к Хоне. — Я не предполагал, что ты когда-либо говорила с этим парнем до того, как он захватил тебя как заложницу. Когда это было?
Хона рассказала о ночном происшествии, случившемся с ней, когда она ожидала Адама в машине у причала. Она услышала зловещие нотки в голосе Арно.
— Если бы я знал, что этот субъект угрожал тебе… — Затем Арно задумчиво произнес: — Это многое объясняет. Многое из того, чему я отказывался верить, когда осматривал повреждения на машине Исан. Но и тогда я понимал, что инцидент не мог произойти так, как она рассказала о нем.
— Адам тоже не поверил ее версии, — заметила Хона.
— И никто из вас не сказал мне об этом.
— Как и ты… не сказал нам.
— Да, синдром Исан дал о себе знать. Было трудно отрешиться от привычки защищать ее любой ценой. К тому же у меня вызывало сомнение твое свидетельство о том, что шальную машину вел мужчина. Я не хотел верить также, что Исан лгала ради спасения своей шкуры, хотя и эта версия казалась правдоподобной. В результате я забросил расследование.
— Сейчас это уже не имеет значения.
— Да, душа моя, теперь все, касающееся этой маленькой интриганки, перестало что-то значить для нас, — согласился Арно.
— За исключением, — сказала Хона, прикусив губу, — твоего конфликта с Пирсом.