— Ты о чем? — насторожилась Хона.
— О повреждениях на машине Исан. Может, я ошибаюсь, но помнится из ее рассказа, что чужая машина показалась в зеркале с ее стороны, ободрала бок ее автомобиля и умчалась, — сказал задумчиво Адам и после короткой паузы продолжил: — Заметь, в зеркале с ее стороны. Это значит, что лихач шел на обгон. В противном случае она не могла бы его видеть в зеркале. Но я видел ее машину, когда уезжал прошлым вечером из «Ла-Вуаля». Краска у нее была содрана не со стороны водителя. С этой стороны не было ни единой царапины. Странно, не правда ли?
Хона задумалась.
— Повреждения были нанесены со стороны, где сидит пассажир? — уточнила она.
— Там, где они должны были быть, если водитель шел на обгон.
— А если он ехал так безрассудно, что сделал обгон со стороны пассажира?
Адам покачал головой:
— Если бы он был безумцем, разве Исан не сказала бы об этом? Если я правильно ее понял, это был обычный обгон, хотя и на бешеной скорости. Но поскольку это не объясняет причину повреждений на машине Исан, то, возможно, я ее неправильно понял. Впрочем, ты тоже слышала ее историю. Что, по-твоему, она сказала?
— Н-не знаю, — произнесла неуверенно Хона. Хотя Адам посочувствовал ей, сказав: «Ну, конечно, ты была не в себе в это время», девушка укрепилась в убеждении, что повреждения машине Исан были нанесены именно тогда, когда ее машина столкнулась с автомобилем Адама, что был один дорожный инцидент, а не два, что реальный инцидент был результатом безрассудного вождения Германа Трева. Вот в чем была полная определенность. Исан опять делала из всех дураков.
Внутренний двор маленькой гостиницы, куда Адам привез Хону, был заставлен в стиле ретро, грубо сколоченными столами, на которых стояли стилизованные керосиновые лампы. Кроме них двоих, других посетителей не было. Пейдж вышел, чтобы сделать заказ официанту, и когда вернулся, то взял руку Хоны и стал нежно ее поглаживать.
— Вот что я хотел сказать тебе, — начал Адам. Но она услышала не то, что ожидала. — Ты помнишь то письмо, что я читал сегодня утром, когда ты пришла в клинику? Я получил его от дяди. Он вместе с партнером занимался врачебной практикой в округе Котсволд в Англии. Из-за слабого сердца партнер был вынужден прекратить работу. Дядя Тревельян предложил освободившуюся вакансию мне. Если я приму предложение, дядя согласен ждать моего приезда сколько нужно, но он требует быстрого ответа: да или нет. Однако если я соглашусь, то, что станет с моими планами на будущее, которые я как-то обсуждал с тобой? Ты помнишь?
Хона кивнула:
— Ты имеешь в виду, что согласие на предложение дяди сократит срок твоего пребывания на Большой Земле. Насколько?
— Я смогу уехать, как только уволюсь из ЮНХ, а срок моего контракта истекает через два месяца. Но дело не только в этом. Сейчас я не настолько свободен в своих решениях, как прежде.
— И ты сожалеешь об этом.
Адам снова взял руку Хоны.
— Не пытайся говорить за меня, — мягко упрекнул он девушку. — Я собирался сказать, что не свободен в своих решениях из-за тебя, любовь моя. То есть если я приму предложение дяди, то могу ли я надеяться, что ты выйдешь за меня замуж и уедешь со мной в Англию?
— Адам! Я… — произнесла Хона, подыскивая нужные слова для ответа.
— Ты ведь знала, о чем я хотел тебя спросить в тот вечер до получения мною письма из Англии? О том, что знала, я понял из твоего поведения. Ты даже позволила мне поцеловать себя.
Мучаясь угрызениями совести, Хона вспомнила, как позволила себе нежиться в его объятиях.
— Мне казалось, что знала, — согласилась она. — Но я не думала тогда о браке. Я просто думала, что нравлюсь тебе.
— Я и не скрывал этого, так ведь? Это было главной темой нашего разговора ночью, пока его не прервали. А предложение о браке — естественное следствие всего остального. Но тогда ты сказала, что еще не готова ответить на мое чувство. А теперь? Когда я признался тебе в любви, предложил выйти за меня замуж… Готова ли ты теперь?
Хона смущенно покачала головой:
— Не в той степени, чтобы честно признаться.
Адам замолчал, прикусив губу. Затем сказал:
