Как птица, сложив крылья, устремляется вниз, так и он в жутковатом пике, прорывал слой за слоем, меняя обличье и возвращаясь в привычное.
Сначала обрушивалась на тело земная гравитация. Покачиваясь, Марк цеплялся руками за подоконник, тупо глядел на крашенную в белый цвет раму, чувствуя дыхание улицы на щеках, постепенно вспоминая и все остальное. Он был человеком по имени Марк, ему было тридцать два года, в каждом из которых насчитывалось триста шестьдесят пять дней. Работая в институте, он получал зарплату. За ним ухаживали женщины, особи противоположного пола. Время от времени некоторые из них поселялись в его квартире, затем отчего-то уходили. Отчего он не понимал, как не понимал и отчего они приходили. Должно быть, они что-то искали. В его пенатах искомого не обнаруживалось.
Продолжая покачиваться и с удивлением наблюдая за неуверенной перестановкой шагающих ног, Марк брел на кухню. Глотал валидол, с запозданием припоминал, что таблетки следует класть под язык. На всякий случай вдогонку проглоченному посылал два или три коньячных глотка, после чего возвращался в спаленку и, сраженный выстрелом коварного снайпера, рушился на скрипучую кровать.
***
В конце концов неминуемое случилось. Опасаясь, что сходит с ума, Марк решился на сдачу позиций. В квартире появился новый жилец, его новый спутник по жизни, - Вероника. Всячески подчеркивая свою абсолютную непричастность к каким бы то ни было оккупационным замашкам, она объявила о себе на занятой территории довольно скромно. Один-единственный чемоданчик разбежавшихся по комнатам вещей - на большее Вероника не претендовала.
Отныне зеркало в туалете созерцало не только кривую ухмылку Марка, но и ее золотозубое торжество. Вероника умела вести хозяйство, а главное - любила. Пригнули головы местные тараканы, пыль, захламляющая углы, исчезла, ложки, тарелки и кружки на кухне - армия, пришедшая в анархический упадок после ухода последнего женского генерала, заново стали обучаться парадному лоску, правилам построения в колонны и шеренги.
Но самое важное - на неделю или две ЗОВ ослабел. Теперь Марк имел возможность пережидать его в теплых объятиях, как солдат пережидает артналет в глубоком блиндаже. Носом ища убежище меж белоснежный взгрудий, он ласкал шелковистый живот Вероники и вспоминал иную шелковистость. Пытаясь сравнивать, путался, и, замечая его состояние, Вероника осторожно и исподволь начинала выпытывать, что с ним такое происходит. Тонкий дипломат, она всего лишь любопытствовала, но не настаивала. Она многое делала для закрепления достигнутого. Двойное замужество - это больше, чем университет. Она знала, чем дорожить и чего бояться, и даже в постельных утехах вела себя, скорее, по-мужски - наблюдая и изучая, временно запретив себе пылкую слепоту. И этот его ЗОВ она, конечно же, учуяла. Правда, несколько по-своему. Всякий раз, когда ЭТО приближалось, он спешил к ней, цепляясь, как утопающий цепляется за буек. Он словно от чего-то убегал. Разгадать - от чего - она поставила себе задачей. А пока с покорностью сбрасывала с себя халатик, позволяя перепуганному ребенку из подвальной темноты вынырнуть в свет. Впрочем, он не слишком боялся. Страх его был особого рода. Он не впадал в панику, вполне сознательно лишая себя той пограничной минуты, когда человеческое в нем пасовало, поднимая руки, переходя в состояние, названия которого он не знал. Так тучные люди лишают себя десерта. Сладкое манит их, но пугают последствия.
- Если когда-нибудь решишь, что можно, расскажи мне обо всем, хорошо? - ладонь Вероники гладила его пылающий лоб.
Мысленно взвесив фразы, с которыми он мог обратиться к ней, Марк решил, что откровение станет ошибкой. Его попросту не поймут, а, не поняв, украдкой будут листать медицинские справочники, советоваться за спиной с психиатрами. Собственно говоря, от него могли и убежать, а этого Марк тоже не хотел. Вероника была ему нужна. Возможно, она ему даже нравилась. Марк действительно не хотел, чтобы Вероника последовала примеру предшественницы.
***
Еще недавно тротуары безостановочно пузырили, и дождь сменялся новым дождем, в свою очередь отступая в сторону и собираясь с силами. Руками, облаченными в темные, мохнатые рукавицы, гроза комкала и перемешивала небеса, словно готовя к выпечке тесто. Разбухая на мутных дрожжах, высота бурлила, опускаясь ниже и ниже.
