Пока я снимал перчатки и лез в карман за деньгами, она открыла ларь и достала оговоренный стаканчик.
Обменялись.
– Приятного аппетита! Грызите на здоровье!
Арка вывела меня во двор-колодец. Я стоял на дне, а надо мной нависали четыре стены из бетона и стекла, зажавшие голубой квадратик неба. Интересная архитектура. Я огляделся: внизу каждой стены обнаружилось по две двери (правда, без номеров и опознавательных табличек). Институт господина Измайлова прятался за одной из них. Найдем методом перебора. Я решил начать с двери медного цвета, облагороженной навесом, перильцами и крылечком в одну ступеньку.
На крылечко подниматься не стал. Время еще есть. Минут восемь осталось. Вот сейчас покончу с пломбиром и буду звонить-спрашивать. А то руки уже немеют.
Странное попалось мороженое. На вкус – что-то среднее между снегом и льдом. И задубело не столько от холода, сколько от внутренней химии. Надо было за сорок рублей рожок взять.
Я судорожно пытался вспомнить материалы из Лениной папки. Кое-что успел проглядеть в вагоне метро и на эскалаторе. Графики, тезисы, обвинения. Но теперь все вылетело из головы. Только имя-отчество осталось. Семен Михайлович.
Курить хотелось до жути. Не помогло мороженое.
Сзади щелкнул замок. Я повернулся и увидел, как на мороз выходит дядечка лет пятидесяти с кургузым веником в руках, одетый в черное пальто и шапку-ушанку. Не обращая на меня внимания, дядечка закрыл за собой дверь и принялся бодренько сметать едва заметный снег с бежевой плитки и с антискользящего коврика. Я посторонился, чтобы не мешать.
– Как вы можете это есть? Вам не холодно? – спросил дядечка, продолжая сметать снег.
Ну что за люди! Сто́ит тебе в двадцати– или тридцатиградусный мороз погрызть мороженое, так обязательно кто-то спросит: «А вам не холодно?» Подметаешь крыльцо – и подметай!
– Нормально мне. Почти вкусно.
– Ищете кого-то?
– Жду.
– Что ж, тогда и я с вами подожду.
Он закончил сметать снег и поставил веник к стене у перил.
Тут до меня начало что-то доходить. Фотография из Лениной папочки возникла прямо перед глазами. Небольшая бородка с проседью, очки в позолоченной оправе, взгляд с лукавыми искорками…
– Семен Михайлович?
– Он самый.
Я огляделся в поисках урны.
– Нет-нет, – запричитал Семен Михайлович. – Даже не думайте. Кушайте спокойно. Я никуда не спешу. Проветриться вышел. От компьютера отдохнуть. Думал, вы попозже заглянете. Обычно ваш брат опаздывает.
– Может, присоединитесь? Хотите рожком угощу? Вместе погрызем.
– Увольте. Лучше уж посидеть в ресторанчике. У нас тут, кстати, рядышком, в двух минутах, приличная таверна открылась. Какой там французский коньячок подают! У-у-у! Бесподобная вещь. Сказка! А стейки какие! Пальчики оближешь!
Упс… Бесподобный французский коньяк да еще со стейком «Пальчики оближешь» – это половина моей зарплаты.
– Давайте в другой раз, у меня сейчас…
– Ловлю на слове! – радостно перебил Семен Михайлович. – Попозже сходим. Не проблема. Вы угощаете!
В горле как-то сразу пересохло. Неожиданно кончилось мороженое. Пальцы совсем онемели. Я неуверенно кивнул и стал надевать перчатки. Кое-как справился. Глубоко порядочный человек, говорите? Ну-ну! Погрыз мороженое! Внутрь меня никто не пригласил. Нет денег на таверну – стой на морозе.
– Я читал ваши материалы, – грустно сказал Семен Михайлович, поправляя шарф. – Мне понравилось. Но вы ведь гуманитарий. Пишете портретные очерки. Редкий нынче жанр.
– Все верно. Рад, что вам понравилось.
Он проигнорировал мои слова.
– Вы работаете в тетрадке «Человек», а не «Наука». Почему же ко мне послали вас?
– Честно говоря, и сам не знаю. Журналисты – люди подневольные. Начальство приказало – мы исполняем.
– И что же вам приказали написать про меня?
Семен Михайлович натянул шапку поглубже на уши. Видимо, мороз и до него добрался. Усы и бородка покрылись инеем.
– Текст на полполосы. Начальство хочет прояснить ситуацию с вашим институтом. Вас оскорбляет мое присутствие?
– Боже мой! Конечно, нет! Дело в другом! Тут научные журналисты такое выдавали, что мне плохо становилось. А уж гуманитариев (после парочки визитов) я вообще боюсь. Сейчас ведь какое образование? Сплошная профанация да креатиф-ф. А нам такое дело противопоказано. У нас научный институт, и профанов я за порог не пускаю. Не имею желания тратить на них время. Из вашей газеты человечек приходил – таблицы умножения не знает. Представляете? Я думал, дальше катиться уже некуда. Ошибался. Из другой газетки коллегу вашего прислали, так он уверен, что Солнце вращается вокруг Земли.
