Она хотела бы согреть его, но не сомневалась, каков будет результат. Если он проснется и посмотрит на нее теми же полными мольбы глазами, она уже не сможет ни в чем ему отказать.
Стон вырвался из ее груди, и Гас чуть не заплакала от чувства бессилия и подавленного желания. Холод пробирал ее до костей, и она еще плотнее завернулась в одеяло. Никогда прежде она не ощущала так сильно своего несовершенства и своей неспособности защитить себя. И почему ее неотвратимо влекло к человеку с загадочной и трагичной судьбой? Она видела его страдания, как он ни старался их скрыть, и именно они находили отклик в ее душе. И все же она почти не сомневалась, что погибнет, если не освободится от него.
Роберт был прав. Она определенно сошла с ума, связавшись с таким типом, как Кэлгейн. Он дважды похищал ее, причем оба раза угрожая оружием. Теперь он шантажировал ее и, несомненно, проник в их семью, руководствуясь какими-то зловещими низкими целями. Джек угрожал всему, что было ей дорого…
Один беглый взгляд в его сторону подтвердил, что он проснулся и наблюдает за ней, и она задержала дыхание, ожидая того, что неотвратимо последует за этим.
– Нет, – пробормотала она, когда его взгляд остановился на ее губах.
– Как ты себя чувствуешь, Гас?
– Пожалуйста, оставь при себе свою заботу, – попросила она, не глядя на него. – Мне она не нужна.
– Ладно. – Он задумался. – Тогда скажи мне, я действительно замерзаю или это плод моего воображения?
Проклятый умник, чертов насмешник… Слезы невольно навернулись ей на глаза. Она не успела вытереть их, как он уже был рядом и озабоченно всматривался в ее лицо, держа наготове руки, чтобы ее обнять.
– Я пошутил, Гас, прости меня. Скажи мне, что с тобой.
– Ничего.
– Что ты со мной делаешь. Гас? Скажи мне, что случилось?
– Ничего я с тобой не делаю. – Она попыталась оттолкнуть его. – Это ты со мной что-то делаешь.
– Что я с тобой делаю?
– Я не знаю что. Не знаю… – Она беспомощно вздохнула. – Не трогай меня, хорошо? Если ты ко мне прикоснешься, я…
– Что тогда? – Он начал улыбаться. – Снова попытаешься меня убить? Попробуешь на этот раз что-нибудь попроще, чем подвал со змеями или дикие лошади?
– Может, попробовать электрический ток? – предложила она. – Или лучше удар молотком по темени? – Как он не мог понять, что убить его совсем просто, куда хуже будет, если он прикоснется к ней. – Если прикоснешься, мне тебя захочется, – завершила она чуть слышным голосом.
Секунду или две он обдумывал ее слова.
– Постой, видно, я чего-то не понимаю, – наконец нарушил он молчание. – Значит, стоит мне к тебе притронуться, как ты меня захочешь?
– К сожалению, да…
– Давай для порядка уточним, что ты имеешь в виду.
Секс?
Гас кивнула, сопровождая кивок тяжелым и безнадежным вздохом, после чего снова уткнулась подбородком в колени. Ее судьба теперь была в его руках, и кем бы он ни оказался – убийцей, похитителем или шантажистом, – для нее он был тонкой, отзывчивой натурой и жертвой несправедливой судьбы.
Гас вспомнила дуб и вырезанное на нем сердце, а внутри сердца ее имя. Вот тогда-то все и произошло. Именно тогда она перестала ему сопротивляться.
В последовавшем молчании Гас особенно остро ощутила реальность окружавшего ее мира: жесткие половицы, на которых она сидела, свежий ветерок, гулявший за ее спиной, и даже резковатый запах, исходивший от грубой шерстяной попоны, в которую она закуталась. Земля и природа посылали ей свои сигналы. Запах лошадиного навоза проникал в шорную из соседнего стойла вместе с фырканьем и всхрапыванием лошадей и звуками их беспокойного движения. Странно, что всякий раз, когда речь заходила о любовных отношениях между ними, это происходило в необычных условиях. Конюшня была несколько ближе к цивилизации, чем враждебная пустыня, но тем не менее оба эти места были связаны с природой и неизменным постоянством ее циклов.
– Так, значит, ты не хочешь? – спросила она, смущенно сжавшись, и посмотрела ему в лицо. – Ты не хочешь меня приласкать?
Джек смотрел на нее, и каждый мускул его лица был напряжен. Он не ответил ей сразу, но его руки мысленно уже путешествовали по ее телу, а то, что этого не происходило в действительности, не имело значения.
