Едва узнал я знаменитую старую тонковетку, из-за которой в постоянной вражде жили два поколения соседей. Здесь на лавочке я помечтал, покурил, посмеялся, вспоминая далекое время, когда сам, бывало, длинной рогулькой тряс те сучки, с которых груши падали к нам.
И вот опять ничего! Все стало общее, в июле все будут приходить сюда и трясти тонковетку.
Дойдя до дикого места, где лежал всякий хлам и целая гора битых чайников, я понял, что находился на задворках нашего известного купеческого трактира, и вошел в него напиться чайку. Тут знакомые мне с детства владельцы садиков, купцы и мещане, заседали за чаем, судили-рядили советскую власть.
Один из них говорил:
– Это подобно как в Библии Вавилонскую башню строили, и Господь смешал у людей языки, то есть понимать нужно, смешал рассудок с совестью.
Другой на это сказал:
– Совесть, – я так понимаю, Сергей Петрович, в этом случае и есть причина помешательства рассудка.
А Сергей Петрович ответил:
– Нет, Иван Сергеич, причина в расстройстве рассудка.
Третий купец присоединился к Ивану Сергеевичу:
– Причина Вавилонской башни, – сказал он, – есть не совесть, а рассудок. Я по себе знаю: ежели у меня совесть болит, я пью вино, день пью, другой, третий, и по истечении недели рассудок становится на свое место, а ежели, сохрани Бог, рассудок у человека помрачится, то совесть на свое место не возвращается.
На этом все и остановились: рассудок совесть поел – вот причина Вавилонской башни и смешения языков.
После этого общего рассуждения я спросил владельцев садиков, как мне быть теперь с мальчиком моим, которого нужно везти теперь в город из деревни для очистки от мусора новых садов. Усмехнулись купцы и сказали:
– Вы смотрели в текучую воду? Много воды протекает в одну минуту? Так и это все протечет в одну минуту. Ведь штраф не назначен?
– Кажется, пока нет.
– Ну, так сидите и ждите, когда протечет.
С того момента как пришлось расстаться с работником и взяться за черный труд, возвратилась радость земли в душу, встревоженную черной смутой. Радует высокая зацветающая рожь, и птицы по-прежнему поют хором: «Благословение Господне на вас!»
Который уж воз накладываем мы с помощником моим гимназистом, вывозим в поле, раскладываем геометрически правильно на пару кучки навоза. Время такое, что этому нашему делу никто из настоящих землеробов не удивляется. Мы работаем, а настоящие землеробы в это рабочее время навозницы и пахоты который уж день слоняются толпами в поисках новой земли. Каждый из этих бедных, смущенных людей боится упустить свою часть из дележа, ходят, делят и, проводя в дележах золотое время, не уверены, что они получают правильно.
С самого начала славного дела нашего – этого великого выметания предателей земли русской, мы в деле созидания новой жизни запаздываем. Помните, была Пасха – самое время организовать местную жизнь. Мы это время пропустили и потом, когда начался посев, хватились и начали устраивать волостные комитеты. То же получилось теперь и с комитетами земельными.
Время возить навоз, а народ не знает, куда его возить, как разделить эту освобождающуюся от прежнего владельческого способа хозяйства землю и куда обратиться за помощью.
Вот мы собираемся накладывать в телеги навоз, к нам подходит кучка крестьян, спрашивают совета. Дело у них вышло такое: сняли они, двадцать три человека, сто десятин земли, обзавелись в расчете на эту землю скотиной, лошадьми, повезли навоз, а другие в несметном числе пришли эту землю делить. Остановили возку навоза, пошли в волостной комитет, там сказали им, что арендные договоры теперь силу свою потеряли. Что же тут делать? И вот они эти уж самые хозяйственные дельные мужики-арендаторы ходят, слоняются без дела в поисках закона. Одни ищут закон, другие – новую землю, и так они бродят как некрасовские мужики в поисках счастья.
– Прошение, друзья-товарищи, скорей надо писать прошение. Вот закон, писать так и так, пишите, несите прошение.
– Прошение, прошение! Вот это верно, вот нашли голову.
– Пишите!
– Мы неграмотные: сделайте Божью милость, напишите…
– А вы отвезете навоз?
