Приходит в собрание Трифон, садится на стул и слушает. Вот первый оратор выходит и говорит:
– У меня, товарищи, так: если я сказал «А», то непременно потом скажу «Б».
Трифон ладони сложил, пальцы за пальцы загнул, твердо держит, чтобы ничего сквозь не проскочило, и вот думает, вот думает об этой загадке: «Ежели я сказал „А“, то беспременно потом скажу „Б“».
Второй выходит оратор:
– Земля, – говорит, – Божья!
А Трифон думает все о загадке про «А» и про «Б».
Третий оратор говорит:
– Земля, товарищи, ничья!
Это хорошо запомнил Трифон и опять вернулся: «Ежели я сказал „А“, то беспременно потом скажу „Б“».
Человек Трифон неграмотный, трудно ему разгадать, и человек он притом некурящий. Шибануло на него в собрании табачищем, – пропадите вы, табашники, пропадом! – замутилось в голове, закружилось, пошло все ходуном. Так и уснул от табаку и, главное, от думы своей, голову свесил на грудь, а руки на живот по-прежнему, ладонь твердо держит на ладони, палец за палец, чтобы, сохрани Бог, через них чего не прошло. Как раз тут и выходит настоящий оратор из Петрограда от партии «Земля и Воля», председатель Главного Союза, товарищ председателя Главного совета, действительный член Исполнительного комитета, и приветствует всех товарищей от бабушки русской революции, от министра земледелия социалиста-крестьянина Чернова, от с.-р. и с.-д.
– У нас, – говорит, – в Петрограде состоялось решение, чтобы слов иностранных не употреблять никаких абсолютно! – Спохватился.
– Виноват, ошибся: совершенно никаких иностранных слов не употреблять, товарищи, а говорить только о вещах конкретных.
Опять спохватился, но потом скоро наладился и объяснил просто, что самовольно землю расхватывать нельзя, а нужно выбрать земельный комитет и тогда можно будет всю землю отобрать в пользу народа.
– Организуйтесь, организуйтесь, – говорит, – без этого земля от вас убежит!..
И закончил речь:
– Товарищи, самый лучший бриллиант сверкал доныне, товарищи, в короне самодержавного царя, товарищи, а ныне он сверкает, товарищи, в короне самодержавного народа, товарищи!
Как тут все товарищи ахнут в ладоши, словно сто тысяч голубей сорвались сперепугу.
Пробудился и Трифон.
– Как, что? – спрашивает.
– Бриллиант, бриллиант, – говорят ему, – сверкает у нас в короне, а ты спишь, дурень.
Почесался Трифон, а земля-то и пробежи у него между пальцами.
Собираются на выгон Шибаи и Кибаи, спрашивают депутата Трифона, что он в городе слышал, какие о земле выходят права.
Кратко ответил Трифон:
– Земля ничья, берите!
В ту же ночь табуны шибаевские и кибаевские выступают на клевера, утром выгоняются стада, семьсот с чем-то коров, не считая подтелков, две тысячи овец и с каждого двора по свинье с поросятами. Через две недели все чисто, выезжают пахать. Но мыслимо ли пахать клеверище сохами! Ткнулся один – прочь сошник, ткнулся другой – другой пополам, третий – третий сломался. И такой у нас упрямый народ, пока все не попробуют, не остановятся, все сошники поломали. А тут еще беда: яровые зажухли от весеннего холода и от летней сухмели, и клевера потравили – чем кормить лошадей осенью?
Один кузнец богатеет и радуется, день и ночь у него работа. Раньше все был Алешка Голопузый. А теперь не подойдешь без поклона:
– К вашей милости, Алексей Семенович, соблаговолите сошничек наварить.
