Увидел. Шагах только в пяти и увидел, и то – по тому, как смотрел туда Варт.
Волк.
Одна лишь голова, вся грязью измазанная, да кончики лап на поверхности у него
оставались. Глаза закрыты, ни волосок на морде не шелохнется, только ноздри чуть-чуть
подрагивают. Сам в свою ловушку угодил, волчара. Причём, еще до начала драки - лапы
все в крови, соседняя кочка ободрана – другие волки вытащить его пытались. Не смогли.
Ну-ну, тварь серая, это тебе за Людо. За Гая, за Маркуса, за Авла. Постою-ка я тут,
посмотрю, как ты тонуть будешь. Такой мне бальзам на душу от этого зрелища – куда там
первому императорскому театру!
- Может, прибьем?
Я удивился. Поднял глаза на Варта. Чего это он – в благородство поиграть захотел?
- Нет уж, пусть мучается. Помнишь Чёрного? Людо?
Варт фыркнул.
- Помню, конечно. Только я страсть как хочу уже залезть в теплую ванну, выпить вина и
расслабиться. Сколько эта тварь тонуть собирается? Еще час кормить комаров ему на
потеху я не согласен. А не прибить – нельзя. Мало ли, вдруг каким чудом выберется.
Чуть дрогнуло волчье ухо. А ну-ка, посмотрим. Я шагнул вперед, на ободранную
кочку. Присел.
- Эй, серый, - сказал проникновенно, - а знаешь, логово-то ваше мы еще пятого дня нашли.
За рекой, в старом русле.
Волк вздрогнул. Сжались и замерли ноздри, напряглись уши.
- Восемь волчат там было. Двое постарше и шесть совсем мелких. Шкуры с каждого –
аккурат на одну варежку.
Волк распахнул глаза, и такой бешеной ненавистью полыхнуло из них, что у меня
аж скулы морозцем стянуло. Удивленно охнул Варт за спиной – видимо, и его проняло. А
ведь понял меня волчара, понял. Эх, сюда б этих философов высоколобых. Пусть бы
порассуждали о неизменной сумме разума и чудесах дрессировки.
Я ждал, что волк сейчас дергаться начнёт, пытаясь до меня добраться, выть в тоске,
рычать от ярости – короче, доставит мне немного удовольствия. Заодно и нам меньше
ждать придётся – в трясине, чем больше дергаешься, тем быстрее тонешь.
Но волк только закрыл глаза и протяжно выдохнул. Я подождал немного и уже
собирался еще что-нибудь доброе сказать, как лежащие на поверхности лапы вдруг
исчезли в трясине. Глаза волк так и не открыл, но начал как-то подрагивать, а грязь вокруг
него лениво зашевелилась и пошла пузырями.
- Он что, выбраться пытается? – удивлённо поинтересовался Варт.
- Нет, - я встал, чувствуя невольное уважение к гибнущему волку, - поскорей утонуть
пытается.
Теперь всё пошло быстрее. Минут пять это заняло, не больше. Волк так и не
открыл глаз и не издал ни звука, только, когда над поверхностью оставался один лишь
кончик носа, послышалось мне короткое поскуливание. И, словно досадуя на себя за эту
оплошность, волк тут же дёрнул головой вниз, уйдя в топь целиком. Еще пару минут в
потревоженной луже грязи надувались и лопались большие пузыри, потом всё стихло.
Болото приняло еще одну жертву. Удачная у него выдалась неделя, у болота.
Повинуясь самому себе непонятному порыву, я вдруг выдернул меч и поднял его
острием вверх, салютуя поверженному противнику.
- Ты чего!? – голос Варта был полон удивления.
Я сунул меч обратно в ножны, пожал плечами.
- А помнишь, как Чёрный тонул? Он ведь тоже не кричал, не звал на помощь. Молчал. И –
я видел – когда он понял, что выбраться ему волки не дадут, он тоже дергаться сильнее
начал, чтобы поскорей утонуть и лишить нас необходимости рисковать для его спасения, -
я вздохнул, - понимаешь, мы, что с волками, что с вергами, конечно, враги. Но мы друг
друга достойны.
Я повернулся к Варту и мягко улыбнулся в его непонимающие глаза.
- И это здорово. Знал бы ты, как противно иногда дело с вольпами оборачивалось. До сих
пор бывает, вспомнишь – и желудок от злости в комок скручивается.
* * *
Домой ехали молча. Не торопились, лошадей не гнали, дремали в седле по очереди.
На станцию – лошадей менять - заезжать не стали. Неметские кони хоть ни статью, ни
скоростью не отличаются, зато они выносливые и рысь у них очень мягкая. Самое то для
неспешного пути домой. Так и ехали – неспешно. И молчали. За четверо суток езды ладно
