послами обменялись. Только вот дальше этого дело не пошло – с появлением ихнего посла
Бурдигал стал, как один мой знакомый сказал, «гнездом шершней, в которое корова
насрала». Чекалки, они подлости совершают, даже когда им от этого прибытку никакого
нету – просто из любви к искусству. Принципалов тогда за год число уполовинилось, да и
остальные сенаторы без дела не сидели – кто на дуэли друг друга прибил, кому в переулке
пугию в бок воткнули, кому просто яд подсыпали. Ну и, поняв, что эдак их скоро совсем
не останется, они посла взашей и выставили. Наш посол, кстати, обратно так и не
вернулся – пропал, как сгинул, вместе, с приданной ему, триремой и отрядом своим.
- На севере тоже всё немного по-другому. Там Верхняя Меза. Раньше там только германцы
дикие жили, но туда во время Первой Войны бестий, ушли пять ромейских легионов.
Точнее, их туда бестии выдавили. На берегах Германского океана эти легионы и осели.
Места там холодные, неприветливые, бестии такого не любят, так что людей в
большинстве оказалось. Опять же люди то непростые были – сплошь легионеры – ну и не
дали себя в обиду. Сейчас там люди в мире с бестиями живут. Ну, как «в мире»: насколько
я знаю, бестий там мало и с людьми их тропы не пересекаются – верги с урсами в лесах,
гиттоны в болотах, люди в деревнях и городках.
- Как у нас на замиренных территориях?
- Почти. Но не совсем. У нас это все же больше на передышку в драке похоже, чем на мир.
А там – нет. Бывает, конечно, что щенки вережьи пару овец у крестьян стащат. Бывает,
наоборот, крестьяне щенка, в коровник забравшегося, на вилы поднимут. Но дальше этого
дело не идёт.
- А я слышал, что в Мезе сплошь зверопоклонники.
- И я слышал, - кивнул я, - и, по-моему, неспроста. Сдаётся мне, случится у нас с ними
война однажды.
Так я сказал, а сам смотрю пристально – понял он мой намёк, или нет. Призадумался он,
глянул на меня с прищуром:
- А на самом деле – нет, выходит?
Я плечами пожал.
- Не поклянусь. Но от северян знакомых знаю, что народ там, в основном, верующий и
верующий вовсе не в зверобогов.
Подумал он еще, мотнул головой.
- А в других краях?
- Что на востоке – не знаем. Во Фригии теперь пардусы и – по некоторым сведениям –
вольпы. Остались ли там люди – неизвестно. На западе же наш мир морем кончается. Из
всех экспедиций, в Британнию отправленных, равно как и из других дальних морских
экспедиций, ни один человек еще не вернулся. Ну и всё, стало быть.
Тут легионер появился. Сам травами целебными пахнет, из-под куртки бинты
выглядывают. Я даже усовестился немного – не успел еще человек леса увидеть, а уже
всерьез пострадал и от кого – от своих же.
- Что лекарь говорит? - спросил я.
- Ерунда, - Фелгаргир рукой махнул, - за неделю заживёт. Тебя капитан зайти просил.
- Когда?
- Сейчас.
- Сейчас? – я удивился, - ладно, зайду. Сидите здесь пока, что ли.
III. Errare humanum est5
Как ни стыдно признаваться, но они застали меня врасплох. Умнеют с каждым
днём, твари. Изо всех бестий одни вольпы не только знают, что у людей очень хреново с
нюхом, но и умеют этим знанием пользоваться. Точнее, умели – диких вольп уже лет
десять никто не видел, и слава Единому, уж больно проблемные были твари. А вот все
остальные зверолюди в этом смысле недалеко от своих звериных предков ушли и с
наветренной стороны от них подлянок ждать не стоит. Вот я и не ждал. Я вообще тут
никого не ждал увидеть – месяца не прошло, как мы Ольштадский лес чистили. И, скажу
не хвалясь – вычистили. Два вержьих клана – Кровавой Луны и Осеннего Ветра – под нож,
до последнего щенка. Ни один не ушёл, чем угодно поклянусь. Из отрубленных хвостов,
перед тем, как их по деревьям развешать, целый холм сложили – выше человеческого
роста. А потом развешали, разумеется, честь по чести, как полагается. На каждое меченое
дерево – по хвосту, в квасную соль обмакнув (чтобы муравьи да крысы раньше времени не
сгрызли), медным гвоздем прибили, подножье кровью вережьей побрызгали, а поверх
