контроль потерял – и всё. Что же теперь делать?
Я сел, огляделся. Ага, стало быть, всю полосу пшеницы я проскочил и к реке
вышел. Речушке. Топкие илистые берега рогозом и камышом заросли, земля вся скотом
истоптана – видимо, вдоль реки тут стада к пастбищу гоняют. Гоняли, то есть. Вольп
«мой» явно от меня отстал – скорее всего, там, на полянке: решил, что безоружный-
одинокий я никуда не денусь и переключился на моих товарищей. А я… м-да. Ладно,
некогда сейчас горевать – думать надо, что дальше делать. Интересно, чем там дело
закончилось – если закончилось? Я прислушался, но звуков боя ниоткуда не доносилось.
Зато отчетливо послышалось мне тявкание вольпа. Вот так-так. Похоже, сквад мой уже
весь мёртвым лежит. Что я могу сделать? Пойти по своим следам назад в надежде, что на
какой-нибудь меч я раньше наткнусь, чем какой-нибудь вольп – на меня? Кстати, даже
если мне вдруг дико повезет, и меч я найду, то не факт, что хоть одну бестию смогу с собой
забрать – скорее всего, сдохну без пользы, и всё. А еще я могу попробовать к Вану с
Юлием выбраться. И рассказать им всё. Вот это уже польза будет. А сдохнуть я и потом
успею.
Тут опять тявканье послышалось, причем ближе намного. Интересно, что это
значит? Я напряг память. Так-то язык у вольпов не беднее человеческого, но от своих
предков им и кой-какие, вполне звериные, средства общения достались. Так, тявкают они
вроде, когда своих созывают… или когда по следу идут?
Страх снова шевельнулся во мне, но теперь я был наготове и головы поднять ему не
дал. Огляделся, выдернул пугию и бросился к реке. Разбежался, и, недобежав полшага до
границы влажной земли, прыгнул в мутно-бурую воду. Бросился к камышам, срезал
трубочку рогоза, рухнул навзничь, трубку во рту зажав, и замер. Вот теперь я вдвойне
порадовался, что на мне кольчуга – иначе бы мне напрягаться пришлось, чтобы не всплыть
нечаянно – а до поверхности тут и двух пальмов не наберётся. Чуть шелохнешься – круги
по воде пойдут, а то и всплеснешь ненароком. До берега-то они мой след вынюхают, а вот
дальше… Сквозь воду им меня не разглядеть – муть сплошная. Даже если они и
догадаются, что я тут на дне притаился, а не на другой берег вышел выше или ниже по
течению, то что – будут все камыши прочесывать? Вряд ли. У них еще куча дел, не будут
они время на поимку одного меня тратить, им сейчас нужно по максимуму фактор
неожиданности использовать – пока Юлий с Ваном ничего не заподозрили. Я думаю,
десяти минут мне тут пролежать хватит.
Пролежал я в итоге все двадцать. На девятой и пятнадцатой минуте мне какие-то
плески слышались поблизости, и голову поднять я не рискнул. Может, то лягушка, может
– рыба. А может – и нет. Поэтому лежал я дальше, удары сердца считая и стараясь дышать
как можно медленнее – чтобы воздух в трубке не свистел. Слух у вольпов – не чета
нашему – вмиг услышат.
Наконец, на двадцатой минуте я решился. Голову над водой приподнял, огляделся –
чисто. Выбрался из речки, прислушался – тишина. Только пшеница на ветру шелестит,
вода журчит, да птицы посвистывают. Ушли вольпы, не иначе. Да и то – зачем им
задерживаться? Им сейчас срочно нужно на соединение с основными силами идти. Как и
мне, кстати. Одно мне непонятно – почему их больше оказалось, чем мы ожидали? Ведь
не меньше десятка их было, а то и полутора. Видимо, они тут всё время сидели, а те двое-
трое, что от основной группы отделились, наш сквад к ним и привели. Ох, хитры твари.
Ладно, теперь надо думать, как до своих добраться. Обратно сквозь пшеницу идти смысла
мало – как раз к идущим за егерями вольпам я и выйду. Лучше попробовать вперед вдоль
холмов забежать, где-нибудь там проскользнуть и с юга к своим выйти. Вряд ли они
далеко ушли от того места, где Ворчун нас из холмов вывел. Отшагали стадий пять, скорее
всего, и лагерем встали – нас ждать.
А ведь Ван свой десяток верхами вёл – интересно, почему он на помощь не пришёл,
