— У вас сигареты есть? Во рту сушняк такой…
Буржуа протягивает пачку — мы закуриваем. Выпуская в гнусную утреннюю серость аккуратненькую струйку дыма, обмозговываю предстоящую операцию.
— Нам понадобится быстроходная тачка, оружие и смокинги.
— Достанем!
— Чудесно, тогда в восемь у мадам Брукер.
Весь день мы только и делали, что пили да веселились.
Прав был чувак, сказавший, что аппетит приходит во время еды. Вчера вечером малышка Тереза не очень впечатляла, пытаясь отправить меня на седьмое небо. Несмотря на свое искреннее желание заставить меня скрипеть зубами и позабыть дату собственного рождения, она была слишком скована. Но за несколько часов ей удалось добиться некоторого прогресса в этой области, и, если бы существовал экзамен, который сдают, задрав ноги кверху, сестричка получила бы неплохую отметку.
Ох и любит она играть в зверя о двух спинах! Иногда мне даже приходилось зажимать ей рот, чтобы заглушить звериные стоны наслаждения. Хороши бы мы были в нашей хибаре голышом, зайди туда служанка кюре… Будем надеяться, Буржуа уведомил своего симпатягу-братана о нашем присутствии.
Убивая время, я, тем не менее, даром его не теряю. Можете быть спокойны, единственного сына моей матушки Фелиции Тереза будет еще долго вспоминать. А уж если в мужья ей попадется тип, в котором темперамента будет не больше, чем в диванном валике, несладко же ему придется!
Семь вечера; пора завязывать. Я тих и кроток, как ангел, а Тереза просто с ног валится от усталости. У санитарочки моей сейчас так трясутся руки, что она не попала бы клизмой в задницу, будь та даже шире главного входа в Лионский вокзал.
— Так, последний ломтик ветчины, и будем закругляться, не то мы с тобой в обморок хлопнемся. Меня ждет одно дельце, и силы мне еще понадобятся.
— Возьми меня с собой, а? — мурлычет она мне прямо над ухом.
— Ты это о чем?
— Не дури, я все слышала утром, когда приходил этот господин. Вы, похоже, собираетесь на какую-то вечеринку, чтобы ухлопать одного сукиного сына из гестапо. Ну возьми, прощу тебя… Я могу быть тебе полезна, ведь женщине всегда доверяют больше.
— Прекрати, я не привык брать женщин в опасные переделки.
— Я ничего не боюсь, когда ты рядом!
Короче, она не отставала, пока я, в конце концов, не уступил. Она действительно может пригодиться со своей глуповатой мордочкой — но об этом я, понятное дело, умолчал.
Будь у Лауры вместо глаз пистолеты, орать мне тогда, как маршалу Нею: «Цельтесь в сердце, только поберегите лицо». Завидев меня, входящего к мамаше Брукер с другой телочкой, она подскочила так, словно уселась на змеиный выводок. Я непринужденно целую ее в щечку.
— Знакомься, это Тереза, наша новая сотрудница… Девушки невнятно пробормотали что-то вроде приветствия; сестричка, надо сказать, не обращает ни малейшего внимания на разгневанное лицо Лауры.
— Скажите, мадам Брукер, — разряжаю я обстановку, — у вас не найдется вечернего платья для мадемуазель?
— Что за вопрос! — всплескивает та руками. — Моя дочка — она работает в Париже, в модном ателье — оставила кучу платьев, которые напяливает здесь на себя, чтобы покрасоваться перед подружками. Идемте со мной, милочка!
Они исчезают.
— Однако, — медленно произносит Лаура, — ты всегда так общителен?
— Ты что, ревнуешь? Вот уж не из-за чего; ты только посмотри, во что она одета…
— Ну, в постели ей тряпки не нужны!
— В постели?! Послушай, Лаура, эта девочка — всего лишь несчастная санитарка, которая из-за меня влипла в прескверную историю, ничего в ней не смысля. Я занимаюсь ею, потому что… ну, не последнее же я дерьмо, в конце концов! Мы держимся на расстоянии, по-дружески, вот и все!
— Конечно, именно поэтому ты берешь ее с собой.
— Просто у нее такая физиономия, которая вызывает доверие.
— Что еще у нее вызывает доверие?
— Да ты взгляни на нее! У этой девицы вид, как у хрустальной салатницы, ее даже к причастию без исповеди допустят…
— Ну да, а я, значит…
— Слушай, оставь меня в покое, а?
— Что?!
— А то… Ревновать меня к такой простушке, да неужели ты до такой степени не уверена в себе?
Довод убийственный — Лаура отворачивается и больше ни гу-гу. Подхожу к ней сзади и запускаю руку в вырез ее блузки. Она пытается заехать мне по физиономии, что, право слово, в таком положении нелегко. Тогда малышка резко поворачивается, наши губы встречаются… и вот уже от ее злости не осталось и следа.