— И что, ее привезли сюда?
— Да.
— Она… мертва, надо полагать?
— Нет.
— А она выкарабкается?
— Главный врач так не считает — ей только что сделали второе переливание крови.
— Ай-яй-яй!
Я поколебался мгновение, прежде чем сформулировать свою просьбу, настолько я уверен в ее безрезультатности:
— Скажите, я могу ее повидать? Малышку как током дернуло:
— Что вы, ни в коем случае!!!
— Совсем-совсем?
— Ни в коем случае, я сказала!
— Ну, а исключение для репортера?..
— Доктор предписал: никаких посещений и полный покой.
— Черт, вот незадача: только ухватил интересное дельце, и на́ тебе…
Толстушка лишь глупо улыбается. Видно, что ей очень хочется помочь, но уж больно моя пташка дрейфит перед начальством.
— Ах, простите, я, наверное, вас отрываю…
— Нет-нет, что вы, — поспешила возразить она, — я дежурю, пока мои коллеги в столовой.
Хм, подумал я, такого случая может больше и не представиться.
— А могу я хотя бы узнать личность потерпевшей?
— Нам она самим неизвестна.
— Как, при ней не было документов?
— Никаких.
— И… здесь ее не знают?
— До сегодняшнего вечера ее вообще никто раньше не видел.
— Ну что ж…
Я улыбаюсь как можно обольстительнее:
— Тем хуже для моей газетенки. Я же могу лишь благодарить судьбу за счастье познакомиться с вами. Могу ли я надеяться на следующую встречу?
Наклонив голову, она промурлыкала, что не знает. Должен вам сказать, друзья мои, что на дамском жаргоне «я не знаю» всегда означает что-то типа: «Что за вопрос! Где ляжем?»
Я спрашиваю, в котором часу мадемуазель заканчивает трудиться, и, услышав, что она собирается слинять где-то к полуночи, обещаю за ней зайти. Подкрепив данное обещание чарующим взглядом, я ретируюсь, и слышу, как за спиной у меня хлопает дверь.
Излишне объяснять, что уходить я вовсе не собирался. Не доходя до решетки на воротах, я устраиваюсь в засаде за кустами бересклета. Растолкую, зачем я все это проделываю, ведь вы такие тупицы, что в башке у вас, похоже, вырос вопросительный знак величиной с канделябр!
Пока эта бестолочь санитарка заливала, что она дежурит и все такое, я скатал в шарик какую-то бумажонку, завалявшуюся у меня в кармане, и сунул ее в замок. Я заметил, что дверь связана с электрической системой охраны и теперь, когда я разомкнул контакт, двухлетний младенец сможет ее открыть.
Свет в холле погас, путь свободен. Возвращаюсь к двери, легонько толкаю ее — как и предполагалось, она открывается без особых затруднений. Я вхожу в холл, весь заставленный кадками с какими-то пальмами, потом дальше — в коридор. Резиновое покрытие на полу… Неплохая была мысль у строителей этого домишки — настелить повсюду резины, теперь мои башмаки стучат не громче мушиных лапок на гусином пуху. И еще один плюс: в каждой двери проделан глазок, через который, не входя, можно видеть, что творится в самой комнатенке. Довольно быстро вычисляю палату, куда положили «мисс с фотокамерой» (ибо, за неимением ничего другого, я продолжаю называть ее так). Пухлая санитарка сидит в изголовье и мусолит какую-то книжонку в цветастой обложке. Аж вздрагивает вся, болезная… Верно, видит меня на месте героя своего романчика. Этих дурех не разберешь!
Одно меня, правда, удивляет: вместо того, чтобы убавить свет, его врубили на полную мощность. Впрочем, резонно: если бедняжка уже при смерти, то ей он уже не помешает, зато сиделка может постоянно следить за ее самочувствием.
Опять же, и мне этот свет на руку — взвожу затвор фотоаппарата и делаю пару снимков комнаты.
Я захожу в кафе. Как цветы тянутся к солнцу, так и парнишка по имени Сан-Антонио тянется ко всякого рода бутылочкам, при непременном условии, разумеется, чтобы они были полными.
…Все эти дела начинают уже становиться небезопасными. Похоже, скоро в мою медицинскую карточку будут внесены серьезные изменения, я чую это, даже не взяв себе за труд как следует прочистить нос.
Сдается, в городишке я не остался незамеченным, особенно сейчас, в столь нелюдное время года. Я не удивлюсь, если кто-нибудь видел, как «девочка с фотокамерой» подходила ко мне и, хоть у фрицев здравого смысла не больше, чем у бочонка с пивом, они явно захотят покалякать о том о сем с единственным сыночком моей мамочки. Мне же совсем не улыбается заполучить раскаленную кочергу в задницу — я не из тех уверенных в себе молодчиков, которые утверждают, что не заговорят, что бы с ними ни делали. На самом деле, как раз такие ребятишки, когда их поприжмут, первыми и раскалываются, принимаясь пересказывать телефонный справочник Боттэна по Парижу и окрестностям, стоит только чуть нахмурить брови.