Но папаша дома. Он возвращается с довольной физиономией, как будто его только что назначили командором Почетного легиона.
— Все хорошо, — говорит он мне. — Я передал ваше сообщение Остается только ждать ответа.
— Думаете, он поступит скоро?
— Я считаю, что мы получим его во второй половине дня. Все зависит от того, когда текст дойдет до человека, с которым вы хотите войти в контакт.
Я чувствую себя в полной форме. Таблетки Флоранс сбили температуру, осталось только здоровое возбуждение.
— Мне, наверное, лучше уйти, — говорю. — Не хочется портить вам праздник.
Папа Ренар качает своей красивой седеющей головой:
— До окончательной победы никаких праздников не будет. Мы проведем день вместе. Вы успеете вернуться в Париж и завтра утром, правда?
Это предложение идет от такого чистого сердца, что я не чувствую в себе сил отказаться. К тому же стоящая сзади папочки Флоранс умоляет меня взглядом.
— Вы отличные люди…
— Да ну, что вы!
— Я почищу вашу одежду, — говорит девушка. — Она должна уже высохнуть.
Ренар подходит к моей кровати.
— Мужайтесь! Скоро начнется решающая схватка…
Мужество! Да у меня его столько, что я мог бы его продавать, если бы этот товар пользовался спросом…
Мы довольно долго обсуждаем современное положение. Мой хозяин из ура-патриотов.
Во всяком случае, он далеко не трус.
В полдень, одетый, как король, я вхожу в скромную столовую, где царит жара, которая окончательно меня вылечивает. Сыновья, уходившие утром, вернулись. Меня знакомят с ними: старшего зовут Ролан, другого Морис. Симпатичные ребята. Чувствую, оба радостно возбуждены от моего присутствия. Они сразу лезут ко мне с просьбами рассказать о моих приключениях. Я привык к такому интересу и никогда не заставляю себя упрашивать. Не то чтобы я хвастун, но люблю показать профанам, что крутой парень это не обязательно двухметровый амбал в колесах, подбитых гвоздями. К тому же, если среди аудитории есть куколка с такими формами, как у Флоранс, показать свою крутизну очень даже приятно.
Я вкратце пересказываю несколько моих дел, о которых в свое время писала пресса, но с добавлением деталей, неизвестных журналистам.
Молодые люди в восторге.
Папа Ренар тоже покорен. Что же касается Флоранс, ее груди вздымаются от волнения.
Я заливаюсь соловьем. Рассказываю все, как было, да еще кое-что привираю, чтобы произвести на них совершенно неизгладимое впечатление. По мере того как я сам себя слушаю, у меня появляется чувство, что я превращаюсь в сказочного рыцаря. Я герой века, мужественный и нежный… Когда, устав, замолкаю, у меня не остается слюны даже для того, чтобы поблагодарить старшего сына, наполнившего мне стакан.
Папа Ренар ликвидирует свой погребок. На столе стоят несколько старых бутылок, дожидавшихся только меня.
Я замечательно праздную Рождество. Ко времени ужина мы все еще сидим за столом. Оба сына извиняются, потому что приглашены к друзьям. Я провожаю их без сожаления… Чем меньше народу останется вокруг Флоранс, тем легче мне будет объяснить ей, что ею я интересуюсь больше, чем целой лигой добродетельных отцов семейств.
После ухода парней Ренар тоже встает и говорит, что ему пора на чердак заниматься делом. Как вы понимаете, я его не удерживаю. Он может провести на своем чердаке хоть всю ночь и делать там все, что угодно; в этой истории я вижу только то, что остался тет-а-тет с моей маленькой Флоранс. Мне хочется сделать ей рождественский подарок… Как только мы остаемся одни, я кашляю. На ее губах появляется улыбка.
— Ну что, любовь моя? — спрашиваю я.
Ее лицо загорается, как вывеска бара в темноте. Я подхожу к ней, и она дает обнять себя за талию, не зовя на помощь полицию.
— Я забыл, чем пахнет ваша губная помада: смородиной или фиалкой…
Она дает мне попробовать… Помада пахнет сиренью. Мне нравится этот запах, и я снова целую ее.
Только не подумайте, что малышка дешевая потаскушка! Совсем наоборот: это маркиза, готовая защищать свою добродетель всеми средствами, но она так в меня втюрилась, что если бы я захотел, то мог заставить ее ходить по потолку.
Нет никого покорнее строгих девушек, нашедших парня своей мечты.
