Цикл Романов "Сан-Антонио". Компиляция. Книги 1-30 - страница 175

Что делать?

Жду так две минуты, затаив дыхание, потом, поскольку я не из тех, кто будет ждать, пока у него между пальцев вырастут грибы, осторожно снимаю шляпу и слегка выдвигаю ее вперед, чтобы она была видна из прихожей.

Никакого движения. Если Вердюрье здесь, у него просто железные нервы!

Я бы высунул и голову, чтобы посмотреть, как дела, но боюсь, что, сделав это, получу в башку маслину. Тут мне в голову приходит одна идея... Я, пятясь, возвращаюсь к ванной, поднимаю тело Рюти, прижимаю его к себе и несу перед собой, просунув руки ему под мышки.

Запыхавшись от груза этого импровизированного щита, выхожу на открытое пространство.

Сухо и коротко щелкают два выстрела.

Первая пуля входит в грудь Рюти, оцарапав мне тыльную сторону руки, вторая пролетает над нашими головами.

Теперь я понял. Вердюрье слева. С его стороны это не очень умно, потому что входная дверь справа. Очевидно, он выбрал этот уголок прихожей потому, что там, насколько я помню, стоит шкаф, за которым можно спрятаться.

Значит, я могу отрезать ему путь к отступлению...

Напротив узкого коридорчика находится дверь, застекленная в мелкие квадратики, ведущая в столовую, а на одной линии с нею окно, выходящее на улицу... На ту самую улицу, где стоит Равье, закрыва физию номером «Франс суар» и притворяясь, что читает его.

Должно быть, он не слышал выстрелов. Кажется, их никто не слышал... Оно и понятно: стрельба шла в глубине квартиры, что приглушило звуки. Кроме того, линия метро, выходящая после станции «Пасси» на поверхность, находится меньше чем в двадцати метрах, и шум поездов перекрывает все остальные звуки.

Наконец, на углу улицы и набережной есть светофор, и треск машин, останавливающихся перед ним или трогающихся с места, почти не прекращается.

Я тщательно целюсь в окно через квадратики стекла, стараясь, чтобы моя пуля не остановилась или не отклонилась из-за деревянной рамки.

Стреляю. Попал! Звон, как будто две взбесившиеся собаки затеяли драку в посудной лавке.

Грохот выстрела и разбитого стекла вызывает у меня восторг.

– Слыхали, Вердюрье? – кричу я. – Я выиграл! Через четыре минуты мои коллеги будут здесь и так разрисуют ваш портрет, что и описать невозможно.

Он ворчит что-то неразборчивое, но подозреваю, что для меня это не слишком лестно.

И тут начинает сильно вибрировать мое шестое чувство. Я ощущаю, что сейчас произойдет нечто неожиданное.

И оно происходит.

Все началось с передвижения Вердюрье в мою сторону. Потом нечто пролетело над моей головой. Маленький предмет падает в метре от меня. Я смотрю на него, и мои волосы поднимаются вверх, как будто их притягивает магнит.

Маленький предмет оказывается гранатой. Рассказываю я это медленно, но соображаю моментально.

Если задержаться здесь на две секунды, граната взорвется и мясо Сан-Антонио придется собирать по кусочкам размером с икринку... А если я очищу коридор, милейший

Вердюрье смоется.

Когда граната взрывается у вас под задницей, от нее не уйти... А вот от пистолетной пули – очень даже возможно. Вылетаю из коридора, как заяц, за которым гонится собака.

Полный вперед! Как и следовало ожидать, Вердюрье пускает в дело свою пушку.

Но есть одна вещь, которую он не предусмотрел, – всего не предусмотришь – его граната взрывается и осколками разлетается повсюду в облаке черного дыма. Взрыв лишает его стрельбу всякой эффективности... А я уже в столовой.

В ней две двери – по одной в каждом конце... Бегу ко второй и захожу в тыл Вердюрье.

Такой расторопности он от меня не ожидал.

Он поднимает свой пистолет, но я оказываюсь быстрее, и моя последняя пуля разбивает ему левую сторону верхней челюсти.

Дрыгнув ногами, он падает.

Я наклоняюсь и во избежание неприятных случайностей вырываю у него из руки пушку.

– Доигрался, придурок? – говорю я ему. – Теперь полежишь в больнице и доставишь много работы пластическому хирургу...

Половина его лица осталась нетронутой, зато вторая превратилась в кровавое месиво.

– Говори. Мое предложение остается в силе. Что за история с Сен-Лазаром?

Он не может ни шевельнуть губами, ни открыть рот. Пытается заговорить, но звуки, вырывающиеся из кровавой дыры, ставшей для него ртом, едва слышны.