Цикл Романов "Сан-Антонио". Компиляция. Книги 1-30 - страница 156

Он издает крик и разевает рот в надежде перевести дыхание. Этой надежде не суждено сбыться. Я влепляю ему в челюсть удар левой и тут же правой, от которых закачался бы и фонарный столб.

Я чувствую движение его зубов и, чтобы проверить достоверность этого ощущения, всаживаю ему великолепный хук в подбородок. На этот раз слышится бульканье, и он меланхолично сплевывает, как нищий, у которого сперли две двадцатифранковые монеты.

Изо рта у него течет струйка крови, которую он вытирает рукавом.

Да, скажу я вам, в парне не осталось никаких воинственных намерений... Я поворачиваюсь к присутствующим. Мамаша Альда невозмутимо вяжет; Мэллокс жует, поглядывая на своего дружка, а что касается Анджелино, он откровенно веселится.

– Вы хорошо деретесь, – оценивает он. – Понял, с кем имеешь дело? – спрашивает итальянец мою жертву. Рюти кивает в знак согласия. Подхожу к Анджелино.

– Можно еще глоточек красненького, патрон? Он наливает мне стакан кьянти. Когда я допил, он поднимается.

– Ладно, – говорит он, – все это очень хорошо, комиссар, но я привык быть здесь самым сильным.

Он встает в боевую стойку.

Немного удивленный, но не желая ударить в грязь лицом, я следую его примеру... Мы смотрим друг на друга из-за кулаков, как боксеры, начинающие поединок. Внезапно я делаю резкий выпад, который он парирует с невероятной быстротой.

Ну и реакция у него!

Делаю обманное движение левой и бью правой. Мой кулак касается только его уха. Уклоняется он тоже первоклассно.

Эта маленькая шутка заставила меня на секунду открыться. Анджелино увидел просвет в моей защите, и, даже не поняв, что со мной случилось, я имею честь получить в левую скулу эквивалент пятиэтажного дома. Мне вдруг кажется, что вместо лица у меня вход в метро. Голова кружится, и я едва осознаю, что он отправляет мне в печень хук, способный проломить танковую броню.

Я отступаю. Мой организм превратился в огромную тошноту. В котелке крутятся созвездия. Я вижу Большую Медведицу вместе с Малой, Южный Крест и Полярную звезду в придачу. Через розоватый туман различаю полдюжины Анджелино, но тут начинает подавать голос мое самолюбие.

«Ты дал себя отметелить, как сопляка», – думаю я. Слышу злорадный смех Рюти, и это подстегивает меня, как удар хлыстом.

Я издаю рев стопоходящего животного и трясу головой. Анджелино остается в одном экземпляре.

Сделав глубокий вдох, я бросаюсь вперед. Если он отскочит в сторону, я влеплюсь в стену, а при такой скорости есть большая вероятность прошибить ее и вылететь на улицу.

Но он не отскакивает, а твердо стоит на месте, готовый меня встретить. Это его ошибка. Он забыл, что парень, весящий девяносто кило, бывает иногда поэффективнее бульдозера. Я врезаюсь в него, как локомотив. Он отлетает вверх тормашками и стукается мордой об угол стола.

Анджелино встает на ноги, но уже немного покачивается. Тогда я влепляю ему хорошую плюху между глаз. Это его добивает. Он падает на задницу, издав странное ржание.

– Ладно, – говорю я ему, – вы самый сильный, но признайте, что мои реакции тоже ничего.

Анджелино разражается смехом.

Его маленькие поросячьи глазки исчезают в складках щек.

– Альда, – кричит он, – Альда, этот парень мне определенно нравится!

Пока мы предавались этим нестандартным формальностям, то есть пили кьянти и обменивались тумаками, я сказал себе, что скоро должны начаться более серьезные вещи, и у меня появилось странное предчувствие.

До сих пор все шло слишком уж хорошо, а когда все идет слишком хорошо, я чувствую себя не очень уютно.

– Ну? – спрашиваю я толстого итальянца. – Какой будет развлекательная программа? Мне бы хотелось узнать, как мы договоримся...

Он достает из кармана самую грязную расческу, какая только может существовать на свете, и начинает, если так можно выразиться, приводить в порядок свои волосы.

– Возвращайтесь к вашим обязанностям, комиссар, – говорит он. – Когда вы мне понадобитесь, я дам о себе знать.

Это решение меня несколько удивляет. Я-то рассчитывал совсем на другое, но Анджелино такой тип, что ведет себя совершенно особенно.

Я отряхиваю свои шмотки, немного пострадавшие в двух схватках.