— Если бы я знал этого парня, когда он еще вдыхал кислород, мы бы могли организовать отличную пару чечеточников.
Медэксперт приходит в себя.
— Так могут быть похожи только близнецы, — говорит он.
Мой друг радостно пожимает мне руку.
— Как я рад, что вы живы, шеф! Видите, в это проклятое время, когда человеческая жизнь ничего не стоит, мы начали расследование по всем правилам.
— Спасибо за трогательное внимание.
Жизель кашляет. Все эти куколки — стоит хотя бы на минуту перестать обращать на них внимание — начинают рвать и метать и готовы поджечь собственные трусы, лишь бы вновь привлечь к себе взгляды почтеннейшего собрания.
Несколько смутившись, я представляю ее:
— Мадемуазель Жизель Моден, моя сиделка.
Она принимает изъявления почтения со стороны полицейских и подходит к дивану. Только бы не шлепнулась в обморок! Но, к счастью, Жизель выдерживает испытание. Правда, в силу своей профессии она привыкла к виду мертвых и, может быть поэтому, приветливо смотрит на убитого.
— Невероятно!
Уф! Я боялся, что она станет выдавать бессмертные истины о случайностях, различного рода феноменах и прочих премудростях.
Чтобы отвлечь внимание, я спрашиваю:
— Каково ваше заключение, доктор?
— Две пули в область сердца, вошли сверху вниз. Я полагаю, его застрелили в тот момент, когда он спускался по лестнице. Он умер не сразу, а сумел выйти на улицу, где и упал.
Гийом дополняет:
— Самое любопытное, что в доме его никто не знает. Консьержка видела его всего лишь раза два. Он появлялся здесь эпизодически. Будучи убежденным, что речь идет о вас, я думал, что вы сняли эту квартиру под вымышленным именем, чтобы пользоваться ею в тех случаях, когда не имели возможности вернуться к себе…
Я с улыбкой смотрю на него.
— Ничего подобного. Вы думали, что я связан с Сопротивлением и гестапо свело со мной счеты. После покушения на меня в Большом доме[4] об этом только и шепчутся, так?
Он краснеет и не отвечает.
Чтобы помочь ему выйти из глупого положения, я отвешиваю ему хлопок по спине, причем достаточно сильный, чтобы выбить из него легкие, если они плохо закреплены.
— Нашли что-нибудь интересное?
— Ничего, шеф. Эта, квартира совершенно безликая. Должно быть, этот тип действительно пользовался ею редко, как и уверяет консьержка.
К нам подходит Эверест мяса и глупости.
— Посмотрите, что я нашел, — говорит он.
Гигант разжимает широкую, как салатница в семейном пансионе, руку, мы наклоняемся над ней и обнаруживаем перочинный нож с роговой рукояткой, на которой написано слово: «Venganza».
— Это испанский, — уверяет Гийом. — В переводе означает «месть».
— Вы позволите мне оставить его себе на память о моей смерти?
— Конечно, месье комиссар.
Я кладу крошечный ножичек в карман и спрашиваю:
— Так к какому же выводу вы пришли?
— Официально: сведение счетов… Так лучше для всех, правда? — отвечает инспектор. — Сейчас все перемешалось. Убийство не отличить от казни, честного человека от вора, а героя от предателя. Я понимаю, почему вы перешли в резерв. Заниматься нашим ремеслом в такое время очень невеселое дело.
Мы обмениваемся несколькими банальностями на общие темы, после чего все вместе выходим из квартиры.
— Я оставлю на ночь двух человек у консьержки, — заявляет мой коллега, — а завтра мы перевезем вашего двойника в морг. Но все-таки вы меня здорово напугали, патрон.
На лестничной площадке врач — толстый старик с седыми усами — начинает высмеивать жильцов, которых называет садистами, извращенцами и психами. Те обращаются в беспорядочное бегство. Там, где не помогли грубые окрики ажанов, сарказм медэксперта сотворил чудо. Все любители падали ворча расходятся по своим конурам.
Бабы запахивают халаты и закрывают свои телеса. Старый хрен снимает руку с задницы маленькой брюнетки. Мужчины возвращаются посмотреть, удержит ли король пик свою корону. Мамаши вспоминают о своих, уже сорвавших глотки, отпрысках. Лестничная площадка пустеет, как кинозал после того, как герой-любовник взасос поцеловал свою партнершу.
Мы выходим на улицу. Гийом раздает инструкции своим парням, после чего поворачивается ко мне.
— Что я могу для вас сделать, патрон?
