Политик склонил голову набок:
— Обычные вещи. Что хотел бы повидаться с ней. Точно уже не помню. Это истинная правда.
— И тогда вы убили ее за то, что она не захотела вас?
Таге Баггесен сощурился и поджал губы. В тот миг, когда в глазах его проступили слезы, Карл уже склонялся к тому, чтобы его задержать, но тут Баггесен поднял голову и взглянул на него — не как на своего палача, который накидывает тебе петлю на шею, а как на духовника, готового выслушать твою исповедь.
— Кто же будет убивать человека, ради которого стоит жить? — спросил он.
Секунду они смотрели друг на друга, не мигая. Затем Карл отвел взгляд.
— Вы не знаете, не было ли у Мереты здесь, в Риксдаге, врагов? Не политических противников — я говорю о настоящих врагах.
Таге Баггесен отер набежавшие слезы:
— У всех у нас есть враги, но вряд ли такие, каких вы имеете в виду.
— Никого, кто мог бы покуситься на ее жизнь?
Таге Баггесен помотал своей холеной головой:
— Я бы очень удивился, если бы это было так. Ею все восхищались, включая даже политических противников.
— У меня сложилось другое впечатление. По–вашему, она не занималась громкими делами, из–за которых у кого–то могли возникнуть такие проблемы, что стало важно остановить ее? Не было таких группировок, чьи интересы из–за нее оказывались под угрозой?
Таге Баггесен снисходительно посмотрел на Карла:
— Поспрашивайте представителей ее собственной партии. В политическом плане у нас с ней не было доверительных отношений, скорее уж напротив. Или вы располагаете какими–то конкретными сведениями?
— Во всем мире политикам порой приходится жизнью платить за свои взгляды. Их могут ненавидеть противники абортов, фанатичные защитники животных, мусульмане и их оппоненты. Что угодно может стать причиной расправы. Спросите хотя бы в Швеции, в Голландии, в США!
Карл сделал вид, будто собирается встать, и увидел на лице собеседника облегчение, однако понимал, что этому нельзя придавать особенное значение. Кто бы на его месте не обрадовался окончанию такого разговора!
— Баггесен, — заговорил Карл снова. — Надеюсь, вы свяжетесь со мной, если вдруг наткнетесь на что–то такое, что мне следует знать. — Он протянул депутату визитку. — Если не ради меня, так ради себя самого. Я думаю, здесь мало найдется людей, кто испытывал бы к Мерете Люнггор такие же горячие чувства.
Эти слова сразили Баггесена. Должно быть, слезы хлынули у него еще прежде, чем Карл успел затворить за собой дверь.
Согласно данным госрегистра,[20] последнее местожительство Сёс Норуп находилось по тому же адресу, по которому проживали ее родители, — дом стоял в самом центре квартала «Ку–ку» района Фредриксберг. На медной табличке значились оптовый торговец Вильгельм Норуп и актриса Кая Бранд Норуп.
Карл позвонил; за массивной дубовой дверью поднялся оглушительный трезвон, после которого послышался тихий голос: «Да, да. Уже иду».
Показавшийся в дверях старичок, видимо, уже лет двадцать пять как находился на пенсии, однако, судя по куртке и шелковому кашне, еще не проел до конца свои сбережения. Болезненные глазки смотрели на Карла с таким выражением, словно это пришла старуха с косой.
— Вы кто? — спросил он без предисловий и уже приготовился захлопнуть дверь перед носом незваного гостя.
Карл представился, во второй раз за эту неделю вытащил из кармана жетон и попросил разрешения войти.
— С Сёс что–нибудь стряслось? — подозрительно спросил старичок.
— Ничего такого не слышал. А почему вы так решили? Она дома?
— Если вы к ней, она тут больше не живет.
— Кто это, Вильгельм? — послышался слабый голосок из–за двустворчатой двери гостиной.
— Это не к нам, а к Сёс, моя радость.
— Тогда ему не сюда, — раздалось в ответ.
Оптовый торговец схватил Карла за рукав:
— Она живет в Вальбю. Скажите ей, что мы просим ее зайти и забрать свои вещи, если она желает и дальше жить, как живет.
— Это как?
Старик не ответил. Сообщил адрес на Вальхойвай, а затем дверь захлопнулась.
В небольшом доме, принадлежавшем жилищному товариществу, на домофоне значилось всего три фамилии. Когда–то здесь наверняка обитало шесть семей с четырьмя или шестью детьми в каждой, но теперь бывшие трущобы населяла избранная публика. Тут, в мансарде, Сёс Норуп нашла свою любовь — сорокапятилетнюю женщину, которая при виде полицейского жетона Карла скептически поджала бледные губы.
