— Карл, слушай! У тебя не найдется для меня сотняшки в дорогу? — прервал его размышления Йеспер.
Пасынок явно куда–то собрался. Его приятели из Люнге уже знают, что если позовешь с собой Йеспера, вместе с ним приплывет пара бутылок пива. У Йеспера завелись в районе благодетели, готовые ящиками продавать пиво лицам, не достигшим шестнадцати лет. Пусть на несколько крон дороже — кого это волнует, если за выпивку все равно платит отчим?
— Мне кажется или это уже в третий раз за нынешнюю неделю? — спросил Карл, доставая купюру из бумажника. — Завтра, что бы там ни было, пойдешь в школу, ладно?
— Ладно, — ответил Йеспер.
— А уроки сделал?
— Да, да!
Значит, не сделал. Карл нахмурился.
— Ладно, Карл. Не трепыхайся! Я не собираюсь ходить в десятый класс в Энгхольме. Уж как–нибудь перейду в аллерёдскую гимназию.
Слабое утешение. Это значит, что придется еще следить за его успеваемостью в гимназии.
— Ну пока, будь здоров и не кисни! — бросил Йеспер на прощание, направляясь к сараю, где стоял велосипед.
Но это было легче сказать, чем сделать.
— Карл, что тебя гнетет — дело Люнггор? — спросил Мортен, собирая последние бутылки.
Он никогда не уходил к себе, пока не наведет в кухне полный блеск. Мортен хорошо знал свои слабости — завтра его голова распухнет, словно нежное эго премьер–министра, и если он хотел что–то сделать, то следовало приступать прямо сейчас.
— Меня беспокоит не столько дело Люнггор, сколько Харди. По свежим следам ничего не найдено, а теперь это уже никого не волнует, включая меня самого.
— Но ведь расследование по делу Люнггор вроде бы благополучно закончено? — промямлил Мортен. — Она утонула, так ведь? О чем тут еще говорить?
— Гм… Ты так считаешь? Так почему же она утонула, спрашиваю я себя? В море не штормило, качки не было, она, судя по всему, была совершенно здорова. С финансами у нее все было в порядке, она хорошо выглядела, ее карьера шла в гору. Может быть, ей было несколько одиноко, но рано или поздно она бы и это уладила.
Карл покачал головой. Кого он хочет обмануть? Это дело очень даже интересовало его, как и любое другое, в котором возникало так много вопросов.
Он закурил сигарету и взял банку пива, которую кто–то открыл, но так и не выпил. Пиво оказалось тепловатым и уже выдохлось.
— Что мне больше всего не дает покоя, так это ее ум. Труднее всего разобраться в тех делах, где жертва умница вроде нее. Насколько я понимаю, для самоубийства у нее особых причин не было. Вражды к ней никто не питал, брат любил ее. Так почему же тогда она исчезла? Вот, например, ты, Мортен Холланд, разве утопился бы на ее месте?
Карл посмотрел в воспаленные глаза Мортена.
— Это несчастный случай, Карл. Разве у тебя никогда не кружилась голова, когда ты, перегнувшись через борт, глядел на волны? А если это все–таки было убийство, то я бы сказал, что это сделал либо ее брат, либо тут замешана политика. Разве она, как находящийся на взлете лидер демократов, да притом еще и писаная красавица, не могла нажить себе врагов? — Мортен наклонил голову и с трудом ее поднял. — Ее же все ненавидели — неужели ты не понимаешь! Ненавидели те из ее партии, кого она опередила в карьере, ненавидели в правящих партиях. Что ты думаешь — неужели премьер–министру и его компании нравилось смотреть, как она красуется на экране телевизора? Ты же сам сказал, что она была здорово башковитая.
Мортен отжал тряпку и обтер кран над мойкой.
— Все знали, что на следующих выборах она будет возглавлять коалиционный список. Ведь она привлекала голоса избирателей. — Он сплюнул в раковину. — Решено, в следующий раз не буду пить эту рецину! И где только Сюссер откопала такое пойло? Сил нет, как сушит горло!
В Круглом дворе[16] Карл встретил нескольких коллег, которые направлялись домой. В дальнем конце за колоннадой серьезно совещался с одним из членов своей группы Бак. На Карла они посмотрели с таким выражением, точно он их оплевал и смертельно оскорбил.
— Конгресс остолопов, — громко бросил он на всю колоннаду и повернулся к ним спиной.
Объяснение он услышал от встреченного в вестибюле Бенте Хансена, раньше работавшего в его группе:
