Она поняла это и покорилась судьбе.
В последующие месяцы человек, который так привлек ее когда–то под именем Даниэля и которого она теперь возненавидела в качестве Лассе, каждый день приходил в соседнюю комнату и глядел на нее сквозь иллюминаторы. Иногда он молча рассматривал ее, словно какую–то виверру в клетке, которой вскоре предстояло вступить в смертельную схватку с целым полчищем кобр, иногда заговаривал с ней. Вопросы он задавал редко, для него в этом не было необходимости. Казалось, он заранее знает, что она ответит.
— Когда ты посмотрела мне в глаза из окна вашего автомобиля, когда твой отец пошел на обгон, ты показалась мне самой красивой девочкой, какую я когда–либо видел в жизни, — сказал он однажды. — А в следующую секунду, когда ты рассмеялась мне в лицо и, не задумываясь, что ты творишь, продолжала дикую возню в машине, я тебя уже ненавидел. Еще за секунду до того, как мы перевернулись и моя сестренка сломала себе шею о мое плечо. Я слышал, как хрустнули кости, ты это понимаешь?
Он пристально посмотрел на нее, стараясь заставить ее опустить взгляд, но она этого не сделала. Стыд она чувствовала, но и только. Ненависть была обоюдной.
Затем он рассказал ей свою историю о мгновениях, перевернувших его жизнь. Как его мать рожала близнецов в искореженной машине и как его обожаемый отец, которым он восхищался до беспамятства, не сводил с него полного любви взгляда, пока не остался лежать мертвый с раскрытым ртом. О пожаре, пламя которого лизало придавленные сиденьем ноги его матери. О любимой младшей сестренке, такой прелестной и забавной, которую он придавил своим телом; о новорожденном, который как–то нелепо лежал с обмотавшей шейку пуповиной, и о другом из двойняшек, который на осколках стекла заливался криком, а огненные языки подползали к нему все ближе.
Это было ужасно. Слушая этот рассказ, Мерета, терзаемая острым чувством вины, вспоминала их крики, как будто это происходило сейчас.
— Моя мать не может ходить с тех пор, как пережила эту аварию. Мой брат не смог посещать школу, он так и не научился тому, чему учатся все другие дети. Жизнь всех нас разбита из–за тебя. Как ты думаешь, каково это, когда еще вчера у тебя был отец, очаровательная сестренка, а скоро должны были родиться два братика, и вдруг потерять всех, оставшись без ничего? Моя мама была очень ранимым человеком, но все же она порой так беззаботно смеялась, пока в нашу жизнь не ворвалась ты и она не потеряла все. Все!
Женщина к тому времени тоже появилась в комнате, и было заметно, что его рассказ производит на нее сильное впечатление. Похоже, она плакала, Мерета не могла этого разглядеть.
— Каково мне пришлось, по–твоему, в первые месяцы, когда я остался один в приемной семье, где все меня били? Это я–то, который всю жизнь встречал только любовь и ласку! Не было ни одной минуты, когда бы я не горел желанием ответить ударом на удар тому скоту, который добивался, чтобы я называл его папой, и все это время у меня перед глазами стояла ты, Мерета. Ты и твои красивые бесстыжие глаза, которые истребили все, что я любил. — Он сделал паузу, которая продлилась так долго, что следующие слова потрясли ее. — Ах, Мерета, я поклялся в душе, что отомщу тебе и всем им. Чего бы это ни стоило. И знаешь что? Сегодня мне радостно. Моя месть настигла всех вас, скотов, которые погубили нашу жизнь. Скажу тебе, чтоб ты знала: когда–то я думал убить и твоего брата. Но однажды я, внимательно наблюдая за вами, увидел, каким камнем на шее он висит у тебя. Как виновато ты смотришь, когда бываешь с ним рядом. Как он своим присутствием подрезал тебе крылышки. Так неужели же я сниму с тебя этот груз, отправив его на тот свет? И разве он тоже не был одной из твоих жертв? Поэтому я оставил его в живых. Другое дело мой приемный папенька и ты, Мерета! Тебя — ни за что!
В детский дом его отдали после того, как он в первый раз попытался убить приемного отца. Семья не рассказала властям, что он сделал и что глубокая рана на лбу мужчины была нанесена лопатой. Они сказали только, что мальчик не в своем уме и они боятся за него отвечать. Таким образом, они могли сменить его на нового мальчика, чтобы получать за него деньги.
