И, наконец, третий источник — чёткий и недвусмысленный заказ, нередко с предоплатой: напиши-ка, братец, новые слова к старому гимну. Или создай такую бомбу, чтобы после взрыва и природа ущерба не претерпела, и материальные ценности уцелели, и люди среди материальных ценностей тоже, только стали бы послушными и нерассудительными: люди, которым скажешь «прыгни в огонь» — и они прыгают, да ещё с твоим именем на устах, а попробуй кто разубедить — порвут на мелкие кусочки. За подобные заказы бьются всевозможными способами, нет ни одного бесчестного приёма, которым бы пренебрегли, нет ни одной подлости, которой бы побрезговали, но увы, подобных заказов мало во все времена.
Творческий человек, если сравнивать его с шахматами, есть фигура для жертвы, иногда корректной, а чаще — нет, иногда ферзь, а чаще пешка. А если не сравнивать — маргинал. Чехов советовал всякого младенца при рождении высечь со словами «Не пиши! Не будь писателем».
Однако сам сознавал невыполнимость запрета. Высечь, конечно, в девятнадцатом веке разрешалось, отчего ж и не высечь, если за дело. Но важнее знать, что творчество в целом и писательство в частности есть поиск выхода из тупика. Чем больше придают значения чужим мыслям и чужим словам, тем тревожнее окружающая действительность, тем сильнее истощение почв и суровее неурожаи. Страна, где искусства второстепенны, где миллионы людей одновременно не зачитываются величайшими произведениями всех времен и народов, а каждый читает беллетристику исключительно ради отдохновения души, страна эта располагается в лесу, где и шишек, и грибов, и ягод пока вдоволь. Обыватель доволен: новое для него — это иначе упакованное старое, большего ему и не надобно.
Но бельчата-путешественники в этой стране есть непременно. Иначе как бы она дожила до такого благоденствия?
К оглавлению