Заметив Аверьянову, мужчина добродушно улыбнулся и остановился.
— Здравствуйте, Катя! — произнес он приветливо.
Остановились и мы. Поскольку я сопровождал Аверьянову, а мужчина был интеллигентом, он поздоровался и со мной, протянув мне руку. Я пожал в ответ его широкую мягкую ладонь, чему не удивился — он мне весь казался мягким и нежным, будто детский плюшевый медвежонок.
— Здравствуйте Георгий Семенович, — зардевшись, прощебетала Аверьянова.
— Как продвигаются дела в вашей студии? — поинтересовался он с отеческой заботой и снисходительно посмотрел на молодую женщину.
— Спасибо, Георгий Семенович! — дамочка сделала милое лицо. — Все в порядке!
— Желаю и дальше процветать, — неожиданно мягко проговорил мужчина, очевидно, вспомнив о недавних трагических событиях, произошедших в жизни Аверьяновой. Он с теплотой посмотрел на молодую женщину, едва кивнул мне на прощание и двинулся к выходу из здания.
— Директор Дома культуры Лоскутов, — пояснила Екатерина, когда мужчина исчез из виду. — Отличный дядька, между прочим. И за аренду помещения под фотосалон он не так много берет. Но пойдемте, Игорь Степанович, я вам фотостудию покажу.
Директор Дома культуры давно уже ушел, а охранник все еще продолжал стоять. Я махнул ему рукой и сказал:
— Вольно! Можно садиться! — затем повернулся и пошел следом за Аверьяновой.
По другую сторону от входа находилось точно такое же помещение, которое я пару минут назад покинул, только в зеркальном отображении. Катя толкнула двери и вошла внутрь. Я — за ней. Ну, вот это действительно фотостудия. Здесь были зонтики с лампами, дающими ровный мягкий свет, ширма с несколькими слоями яркой разноцветной материи, которую можно было менять, создавая определенный фон; кушетка и стол со стоящим на нем ноутбуком. За столом сидел парень лет двадцати пяти в рваных «по-модному» джинсах и красной футболке. У парня были не только модные джинсы, у него и внешность была соответствующая. Виски и затылок выбриты, оставлен лишь дурацкий чубчик, в ухе серьга, в губе и носу пирсинг. Но надо сказать, смазливый парнишка — четкие правильные черты лица, девичьи нежные губы, большие влажные глаза… Не знаю почему, но я вдруг испытал неприятное чувство — неужели Екатерина так быстро утешилась после смерти мужа и нашла себе нового друга? «Впрочем, хоть бы и так, мне-то что?» — одернул я себя.
Екатерина, словно прочитав мои мысли, вдруг стушевалась, покраснела и сбивчиво промолвила:
— Это Дима, мой новый фотограф…
— Игорь Степанович, — сказал я повернувшемуся на стуле и уставившемуся в мою сторону парню.
Говорить при постороннем на щекотливую тему не следовало, этого мнения придерживались мы оба с Аверьяновой, и она попросила парня:
— Дима, выйди, пожалуйста, нам с Игорем Степановичем побеседовать нужно.
Парень покривил губы, как мне показалось, не очень охотно поднялся и вышел из студии.
— Понимаете, Игорь Степанович, — нервно сплетя пальцы рук и опустив их вниз, как бы оправдываясь, произнесла Екатерина. — Мне пришлось взять Диму на работу, иначе фотостудия перестанет существовать. Я не могу вести работу с клиентами, бухгалтерию и сама фотографировать, тем более для этого нужен талант. У Димы он есть. Как это ни кощунственно звучит, дела фотосалона с приходом Дмитрия идут ничуть не хуже, если не лучше, чем при Арсении. — Она вновь расплела пальцы и сложила руки на груди. Извиняющимся тоном продолжила: — Вы должны понять меня и простить.
Я пожал плечами.
— Что за глупости, Екатерина Арэтовна! Мне не за что вас прощать или извинять. Вы взрослый, самостоятельный человек и вольны поступать так, как вам удобно и выгодно для дела.
— Правда? — совсем не к месту обрадовалась молодая женщина, и в темных, чуть раскосых глазах ее вспыхнули веселые искорки. — Вы меня не осуждаете?
— Господь с вами! — с полуулыбкой сказал я, а про себя добавил: «Ветреная ты наша!» — Ладно, Екатерина Арэтовна, давайте перейдем к делу. Расскажите, где и как вы нашли труп своего супруга.
— Вот здесь, — с готовностью сказала молодая женщина и очертила ногой полукруг рядом со столом. — Было такое впечатление, что Арсений сидел за компьютером, смерть поразила его внезапно, и он упал на бок, на пол. Видимых повреждений, как я вам уже говорила, на его теле не было, не было видно и крови, но на его лице застыло выражение муки.
