– Это, – говорила без умолку дама, – идеальный фитнес для тех, кому лень ходить в тренажерные залы, заниматься аэробикой и физкультурой. Такой «лентяйско-прогулочный» спорт, тренирующий, тем не менее, около девяноста процентов всех мышц тела и сжигающий вдвое больше калорий, чем обычная ходьба, в связи с чем человек быстро худеет.
«Тогда отчего же ты такая толстая?» – подумал я и тут же устыдился своих неправильных мыслей.
– А почему вы не ходите на лыжах, зима ведь, самое время? – спросил профессор.
Видя такую заинтересованность, дама с охотой продолжила свои пояснения.
– Во-первых, катание на лыжах требует хороших лыж. Во-вторых, нужна трасса с лыжней. В-третьих, ходить на лыжах надо уметь. И наконец, с одними палками можно зайти в гости или в магазин, а с лыжами этого не сделать.
Вежливо поблагодарив «скандинавскую ходительницу» (мужчину я назвал бы «ходоком», пусть и двусмысленно, но понятно, а как будет «ходок» в женском роде, я не знал, потому и придумал слово «ходительница») и получив приглашение присоединиться к их компании, мы отправились дальше.
С некоторых пор у меня было такое чувство, что профессор очень ценит время (и свое, и окружающих) и никогда не тратит его зря. А вот к чему была эта беседа, я никак не мог понять. Просто захотелось поговорить? Разумеется, быть может все, но уж очень маловероятно. Поэтому я решил не гадать и спросить прямо.
На мой вопрос Сергей Михайлович ответил неожиданно:
– Ты это зря спросил, я думал, что ты умный, а ты разрушил эту мою иллюзию. Ладно, тогда мы сделаем из этого лекцию, думаю, что завершающую и очень короткую. Причем для разнообразия построим ее в виде диалога. Итак, что делали эти женщины, когда мы подходили к ним?
– Что делали, что делали? – пожал плечами я. – Ничего особенного, они стояли, опершись на палки.
– Ну ты прямо как Пушкин, – засмеялся Сергей Михайлович.
– Я часто не улавливаю хода ваших мыслей, профессор, но тут уж какой-то особенно сложный «перескок». Где Пушкин и где я.
– Есть такая эпиграмма Пушкина на рисунок «Пушкин и Онегин» работы известного в те времена художника Нотбека:
Вот перешед чрез мост Кокушкин,
Опершись ж… о гранит,
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мсье Онегиным стоит.
Не удостоивая взглядом
Твердыню власти роковой,
Он к крепости стал гордо задом:
Не плюй в колодец, милый мой.
А теперь, «милый мой», хоть ты далеко и не Нотбек, «не плюй в колодец» и нарисуй, как именно стояли эти женщины, чем и на что опершись. – С этими словами профессор подобрал лежавшую на снегу небольшую сосновую веточку и протянул ее мне.
Мне было не трудно, я инженер, меня учили чертить схемы, так что я быстро нарисовал несколько «пляшущих человечков» прямо на снегу.
– А теперь ничего не напоминает? – улыбаясь, спросил профессор.
Можно было и не спрашивать, это были стойки, которые используют в У-Шу и, кстати, в Ци-Гун Пяти зверей. Только здесь человек еще опирался на палки.

– Вижу, дошло, – удовлетворенно сказал Сергей Михайлович. – А теперь я тебе скажу, почему тебе понадобилось рисовать схемы, почему ты этого не заметил сразу, когда смотрел на этих дам. Дело в том, что, глядя на них, ты заранее знал, что эти немолодые, полные, неуклюжие женщины ничему тебя научить не могут. А ведь это утрата способности учиться. И это очень плохо, ведь человек, переставший учиться, не способен быть мастером. Никто не знает, чему, где, когда и у кого ему придется учиться. Так что человек должен быть всегда готов к новому знанию. Вот если бы ты увидел, что то же самое делает старый азиат, ты тут же все бы «просек». А так толстые тетки, чего там на них смотреть. Хотя я тебя совершенно явно подвел к ним, можно сказать, показал пальцем. Гордыня, мой друг, а это хуже, чем утрата способности учиться, много хуже. И что нам с этим делать?
Неожиданно мне стало понятно, что подразумевал Сергей Михайлович под словами «не плюй в колодец» и что я знаю, что с этим делать. Я попросил профессора подождать меня пять минут и поспешил к тому месту, где занимались «скандинавские ходительницы». Подойдя к ним, я сказал им, какие они молодцы, как мне понравилось то, что они делают, и извинился за то, что я по дурости своей не понял сразу, насколько у них классная система. Причем говорил я все это совершенно искренне. Потом обнял их всех по очереди и пустился бегом к профессору, еще не хватало, чтобы он меня ждал.