На радостях Яков выбежал из хаты и подался к Мамаевому Левко поделиться новостью, а то, может, и в дружки позвать.
Ганна наедине с мужем судила и рядила о будущей невестке. Что небогата, это так, Роман Маркович хорошо знает семью Чумаков.
- Но за подушные мы никогда из этой хаты подушек не брали. Иван Чумак человек благочестивый, не горлан, не пьяница, на сходках его мало слышно, каждое воскресенье бывает в церкви.
У Ганны свои соображения. Похвалиться своим сыном она не могла неудачный, хилый, не то что у других, а девчата за видными парнями гонятся. Кто за него пойдет? Ганна уже давно везде и всюду разведывала все о девчатах. Хозяйские девки привередливы - не найдут они себе, что ли, лучшей пары? Разве Ганна не советовалась с матерями, у которых были дочери на выданье, не хитрила, не расставляла сетей, ища Якову невесту? Убедилась: матери, девки пренебрегают ее сыном. Хоть вы, мол, люди почтенные, да нет у нас еще в мыслях дочку выдавать, - еще рядна не натканы, кожухи не пошиты, и дочка еще молода. Что ж засылать к ним сватов, от людей сраму набираться?.. Вот и решила сватать Чумакову Орину.
Роман Маркович на это высказал свое веское мнение:
- Орина работящая, за двух батрачек наработает.
6
Приснится сад - к досаде...
Орина прислушивалась в душной темноте, как празднично гудели дальние колокола, разгоняли сон, как звоны их расплывались в тихой ночи. На первый день рождества к утрене начинают звонить рано. С вечера дед Савка, опрятно одетый, в белой сорочке, приглашал мороз есть кутью, чтобы не поморозил ни телят, ни лошадей, ни поросят... Парни ходили под окнами с колядой "Вифлеемская новина", и среди колядников был Павло, - верно, хотел проведать девушку. Но Орина не смела выйти. От отца строгий приказ, чтобы не встречалась с ним - не пара. Мать так же строго предупреждала дочку. Уже молва пошла: чтобы три года дивчина в чистоте с хлопцем гуляла?..
Девушка раскинула на соломе полные, налитые здоровьем руки, тело ее горело, словно в жару. Она откинула жесткое рядно и думала о милом. Сердце горячо бьется, а годы уходят - темна, как ночь, девичья доля.
Перед рассветом христославы ходили по хатам, распевали вирши, наполнили хату праздничным гомоном:
...А дощик каже:
Як я упаду тричи у маю,
Та й уроджу жито-пшеницю,
Сам красен!
Пiд ним коничок весь у злотi
Аж пляше!
Тоска взяла девушку. Отец с матерью ушли в церковь. Орина вышла на порог. Белые просторы раскинулись перед ее глазами. Улицы такие праздничные, хаты занесены снегом. Тревожные девичьи дни... На Екатерину она срезала до захода солнца вишневый побег, сняла горшочек, что висел на плетне, посадила: если на рождество зацветет, выйдет девушка замуж. Набухли почки, наполнили сердце надеждой, да скоро завяли, засохли. Орина мысленно шептала, молила бога: "Не дай, господи, в девках засидеться или за немилого выйти".
Миновали веселые годы, пришли скучные дни, тоска теснит грудь, наступала тревожная девичья пора. Девушки молили, чтобы "святая покровонька накрыла головоньку" - хотя бы мешковиной, лишь бы не засидеться в девках. Раным-рано выходили девчата за порог, прислушивались: откуда голос долетит, там свою долю девушка найдет. Лаяли собаки, не один год пели петухи, долетали окрики, а сватать никто не идет. Перебрали все колышки - ограда длинная у Мамаев, - замирало сердце: кто достанется "парубец или вдовец"? Падали в снежные сугробы: если пташки утром побегают, значит, до конца дней трудная жизнь, если нет - спокойная.
Гроза стряслась нежданно-негаданно.
...Приснится сад - к досаде...
...Батько Иван Чумак вернулся из церкви важный такой, торжественно снимал кожух, словно ризу. Мать Лукия светилась. Сегодня родители какие-то особенные, непривычные. Казалось им, все село сейчас только и смотрело, что на Чумака, который, с трудом сгибая длинные ревматические ноги, шагал по улице, как зажиточный хозяин, высоко подняв голову. Кто ни встречался, здоровался с ним и долго еще смотрел вслед. Мать выстояла полдня в церкви, но не чувствовала утомления, удивительно легко плыла по снегу, ласковыми глазами поглядывала на мужа.
