Он подошел к передку, перехватил рукоять двумя руками, коротко размахнулся и врезал битой по передней левой фаре.
— Оп! А адна фара разбита.
Мягко, по кошачьи ступая обутыми в кроссовки ногами, сместился… шваркнул битой по правой передней фаре!
— Ай ай! Вта арая фара у вас не работает?!
Сзади тоже послышался грохот — кто то из друзей этого деятеля выставил задние стеклопакеты…
Еще через несколько секунд бита опустилась на переднее стекло, которое выдержало удар, но покрылось паутинкой трещин…
Парень с битой вновь подошел к дверце со стороны водителя.
— Ладно… на первый раз хватит. А атпускаем вас… свиньи! — он еще раз, но уже вполсилы грохнул битой по несчастному «паджеро». — Ви и все поняли?! Да? Та агда уё…те нах! И больше здесь ни па аявляйтесь.
Тетка Марья, женщина лет сорока, работающая по совместительству уборщицей и сторожем в музее заповеднике Дивногорье, заметила группу приезжих, когда они еще только поднимались от села по тропке к Большим Дивам.
По понедельникам музей не работает, экскурсии не проводятся. На въезде в село и в самом Дивногорье, рядом с автостоянкой, имеются щиты с картой местных достопримечательностей и расписанием работы музея заповедника, там все прописано. Женщина подновляла краской деревянные скамьи, установленные по периметру площадки, на холме, у подножия Больших Див, рядом с еще одной местной достопримечательностью — пещерной церковью Иконы Сицилийской Божьей Матери. Она уже почти закончила свой нехитрый внеурочный труд, — специально для покраски выбрали с отцом Федором понедельник, а тут еще и день выдался, слава Богу, пригожий — как увидела вдруг вытянувшихся цепочкой молодых людей, которые, как ей показалось поначалу, были одеты в военную форму.
Она сунула кисточку в банку с водой; вытерла руки о фартук; прикрываясь рукой от косых лучей заходящего солнца, стала вглядываться в фигуры поднимающихся снизу по тропке людей.
Сосчитала — семеро. Одеты в пятнистую форму, вроде армейской или такой, в какой разъезжают вохровцы и частная охрана из соседнего райцентра Липки.
Военные? Милицейские? «Чоповцы» из Липок? Может, чего случилось?
Женщина направилась к приоткрытым дверям, — сама обитель была как бы врезана в двадцатиметровый монолит меловой скалы — привычно затягивая на ходу потуже концы платка.
В церкви, где в связи с реставрационными работами не проводилось регулярных служб, сейчас была лишь одна живая душа: отец Федор, монах расположенного в нескольких километрах отсюда Свято Успенского мужского монастыря. Бывший краснодеревщик, мастеровитый человек, он проводил здесь дни и ночи, бережно, вместе с доброхотами восстанавливая древнюю обитель, главная реликвия которой — по преданиям — не раз спасала обитателей здешних мест от холеры и прочих напастей.
Перекрестилась, поклонилась и только после этого громко позвала:
— Отец Федор?! Отзовись, батюшка! Кажется, к нам гости…
В дверном проеме показалась мужская фигура. Отец Федор облачен не в рясу, как полагалось бы новоначальному монаху — на нем присыпанный меловой пыльцой комбинезон. И на голове у него, соответственно, не камилавка, а обычная бейсболка, тоже притрушенная белесым порошком. Так что в своем нынешнем облачении он скорее походил на мельника, нежели на инока…
— Что за гости, матушка? — отец Федор направился вслед за женщиной к краю обзорной площадки. — Сегодня ведь неурочный день… Вот так, так…
— Вы их знаете? — понизив голос, потому что «гости» уже преодолевали последние метры подъема, спросила тетка Марья (она уловила нотки тревоги в голосе божьего человека). — Похожи на военных.
— Сдается мне, это не служивое воинство…
Отец Федор ладонью стряхнул белесую пыльцу с усов и бороды. После чего высвободил из под наглухо застегнутого комбинезона нательный крест из иорданского кипариса и сотворил крестное знамение.
— Язычники к нам пожаловали, матушка, нехристи. Но ты их не бойся… с нами сама Пресвятая Царица Небесная.
Парни один за другим поднялись на площадку. Крепкие, спортивного телосложения, рослые, не ниже метра восьмидесяти… Все до одного — «белые люди»; но называть — даже про себя э т и х русскими — почему то не хотелось, язык не поворачивался. И не вот что пацаны: среди них не оказалось ни одного, кому на вид было бы меньше хотя бы двадцати пяти. А двоим, что шли замыкающими, пожалуй, что и сильно за тридцать.
