— Вы двое получите то, что вам полагается по контракту, не больше и не меньше. Как и все остальные.
— Мы получим меньше всех, — тихо проговорил Бретт.
Для него это была целая речь, которая, однако, не произвела должного впечатления на капитана. Далласу было не до того, он думал о тревожном желтом сигнале.
— Значит, другие и заслуживают больше. Если недовольны, обращайтесь в Компанию.
— Обращайтесь в Компанию! — проворчал Паркер, глядя как Бретт вылезает из своего гроба. — С таким же успехом можно жаловаться самому Господу Богу!
— Точно, — Бретт склонился над панелью своей камеры, что-то там подправляя. Все еще полусонный, не одетый и даже не обтершийся полотенцем, Бретт уже приступил к работе. Он был из тех людей, которые могут несколько дней ходить со сломанной ногой, но не могут смириться с неисправностью туалета.
Даллас, направляясь в отсек центрального компьютера, бросил через плечо:
— Ну вы, болтуны, достаньте кто-нибудь кота.
Рипли вынула из камеры вялое рыжеватое существо и принялась стряхивать с него жидкость.
— Нам следует серьезнее относиться к нему, — сказала она. — Джонс — не часть оборудования. Он такой же член экипажа, как любой из нас.
— Даже лучше, чем некоторые, — Даллас проводил взглядом Паркера и Бретта, которые уже успели одеться и направлялись в инженерный отсек. — Он, по крайней мере, не отнимает у меня время жалобами на оклады и премии.
Рипли ушла, унося с собой кота, завернутого в пушистое полотенце. Кот тихо мурлыкал и, сохраняя достойный вид, вылизывал свою шерсть. Он не впервые выходил из гиперсна. В настоящий момент он был готов вынести унижение, связанное с таким способом его транспортировки.
Даллас обтерся насухо, нажал кнопку у основания своего гроба и достал из бесшумно выдвинувшегося ящика свою одежду.
Пока он одевался, рядом с ним оказался Эш. Научный сотрудник застегивал свою рубашку.
— Мать хочет поговорить с тобой? — шепотом спросил он, кивая на мигающий желтый огонек.
— Да, — ответил Даллас, надевая рубашку. — Желтый сигнал. Это еще не тревога. Не стоит пока говорить остальным. Если будет что-то серьезное, они сами скоро узнают.
Даллас натянул поверх рубашки свободный коричневый жакет, оставив его не застегнутым.
— Может, все еще обойдется, — с надеждой в голосе произнес Эш. — Это всего лишь желтый сигнал, не красный.
— Это пока, — Даллас не был оптимистом. — Я предпочел бы проснуться при веселом зеленом сигнале, зная, что все в порядке.
Он попытался приободриться:
— Может быть, просто неполадки в нашем автоматическом поваре? Если учесть, что он называет пищей, — это было бы просто подарком.
Он попытался улыбнуться, но улыбки не получилось. «Ностромо» не был человеком. Он никогда не разыгрывал шуток с экипажем; и раз уж они были разбужены при желтом предупредительном сигнале, на это должна была быть веская причина. Забарахливший автоповар к таковым не относился. С другой стороны, грех было жаловаться, даже если после многих месяцев сна и придется попотеть часок—другой.
Центральный компьютерный отсек, куда направился Даллас, немного отличался от остальных помещений на борту «Ностромо». Калейдоскоп всевозможных датчиков, экранов, разноцветных мигающих индикаторов создавал какое-то праздничное впечатление, наводя на мысль о Рождестве. Даллас опустился в мягкое кресло и задумался. Эш занял место напротив Банка Памяти, действуя очень четко для человека, только что очнувшегося от гиперсна. Научный сотрудник не имел себе равных в умении обращаться с машинами.
Даллас всегда немного завидовал этой способности Эша. Все еще полусонный, капитан набрал на дисплее первую командную строку. Он проверил формулировку и нашел ее верной: «ЭКСТРЕННАЯ РАБОТА НАРУЖНОГО МОНИТОРА ДЛЯ ВЫДАЧИ МАТРИЦЫ И ЗАПРОСА». Мать отозвалась немедленно: «НАРУЖНЫЙ МОНИТОР ВЫДАЕТ МАТРИЦУ». Под этой короткой строкой выстроились столбцы информирующих символов. Даллас пробежал их глазами, выбрал нужную секцию и набрал команду: «ЭКСТРЕННЫЙ КОМАНДНЫЙ ПРИОРИТЕТ». Мать ответила: «НАРУЖНЫЙ МОНИТОР ГОТОВ ДЛЯ ЗАПРОСА». Для электронного мозга была характерна краткость выражений, и Мать не составляла исключения. Далласу это было по душе. Он и сам не отличался многословием, а потому спросил напрямик: «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, МАТЬ?» и стал ждать ответа…
