Семь членов экипажа «Ностромо» медленно возвращались к жизни. Они имели довольно жалкий вид. Во-первых, они были мокрыми от специального раствора, в который они были погружены на время гиперсна. Во-вторых, они были нагими, а жидкость — это плохой заменитель той искусственной оболочки, которая называется одеждой.
— О, господи, — пробормотала Ламберт, брезгливо отряхивая с плеч и с боков капли жидкости, — до чего же мне холодно!
Она выбралась из некоего подобия гроба, сохранявшего жизнь, а не смерть, и стала рыться в одном из стенных шкафов. Найдя там полотенце, она принялась стирать прозрачную вязкую жидкость со своих ног.
— Какого черта Мать не согревает корабль перед нашим пробуждением? — спросила она, продолжая растираться полотенцем и пытаясь припомнить, куда она засунула свою одежду.
— Ты же знаешь, почему, — Паркер был слишком занят своим затекшим, негнущимся телом, чтобы глазеть на обнаженную Ламберт. — Это политика Компании. Она выгадывает на экономии энергии. К чему тратиться на обогрев до самой последней секунды? Кроме того, при выходе из гиперсна всегда бывает холодно. Ты же знаешь, что температура тела при анабиозе понижается.
— Да, знаю. Но здесь до сих пор холодно, — пробормотала навигатор. Она никак не хотела признать правоту Паркера, он ее совершенно не интересовал.
«Черт побери. Мать, — думала она, глядя на мурашки на своих руках, — дай хоть немного тепла!»
Даллас обтирался полотенцем, стараясь не смотреть на то, что пока заметил только он. Он обратил на это внимание сразу же, еще до того, как вылез из своей камеры. Корабль сам устроил так, чтобы он увидел это.
— Работа нас быстро согреет.
Ламберт пробормотала что-то неразборчивое.
— Каждому занять свой пост. Надеюсь, вы помните, за что вам платят деньги. Тем более, что сон прогнал все заботы.
На это никто не возразил и не улыбнулся. Паркер посмотрел туда, где его приятель все еще сидел в своей камере.
— Доброе утро, Бретт. Ты все еще с нами?
— Да.
— Нам повезло! — сказала Рипли. Она потянулась, и у нее это получилось грациознее, чем у остальных. — Приятно убедиться, что наш главный оратор разговорчив, как всегда.
Бретт в ответ лишь улыбнулся. Он был так же многословен, как и машины, которые он обслуживал. Это была дежурная шутка в их компании. Он и сам охотно принимал в ней участие.
Даллас, держа ладони перед грудью и разведя локти в стороны, делал повороты корпусом. Ему казалось, что он слышит поскрипывание отвыкших от работы мышц. Все его мысли занимал мигающий на панели желтый огонек. Этот сигнал был способом корабля сообщить ему, что не окончание полета является причиной пробуждения экипажа. Капитан гадал, что же могло быть этой причиной.
Эш приподнялся и сел, обводя комнату ничего не выражающим взглядом. Взглянув на его лицо, можно было подумать, что он все еще находится в состоянии гиперсна.
— Я чувствую себя мертвым.
Он посмотрел на Кейна. Тот зевал и, казалось, никак не мог проснуться. Эш был убежден, что старшему помощнику даже нравится состояние гиперсна, и, имей Кейн такую возможность, он проспал бы всю оставшуюся жизнь.
Не подозревая о подобных мыслях научного сотрудника, Паркер взглянул на Эша и сказал:
— Ты и похож на мертвого.
Он понимал, что и сам, пожалуй, выглядит не лучше. Гиперсон плохо сказывался не только на мышцах, но и на коже. Он перевел взгляд на камеру Кейна. Тот, наконец, пришел в себя.
— Приятно снова проснуться, — сказал он, моргая.
— Вряд ли, судя по тому, сколько времени ты тратишь на пробуждение.
Кейн выглядел задетым.
— Это клевета, Паркер. Просто я более медлителен, чем все вы.
— Ладно, — инженер решил переменить тему разговора и повернулся к капитану, который внимательно смотрел на что-то вне поля зрения инженера. — Прежде чем мы приземлимся, может быть, стоит обсудить вопрос о премии?
— Да, — впервые с момента пробуждения оживился Бретт.
— Мы с Бреттом думаем, — продолжал Паркер, натягивая ботинки, — что кроме зарплаты, мы заслужили премию в полном объеме.
Даллас устало подумал, что, по крайней мере, гиперсон не отразился на характере инженеров. Едва придя в себя, они сразу же начинали предъявлять претензии.
