— Фирюза наша гордость, — любил повторять он. — Жемчужина в короне Туркмении.
Он приезжал на дачу. Чисто прибранный дом дышал покоем и унынием одиночества. На весь участок одна женщина: сторожиха, она же и домработница и повариха в воскресные дни. Пусто в просторном доме. Изредка выбирается на дачу к старому другу Абдыразак. Как лучше отдохнуть, когда устала голова? И друзья до полуночи гоняли шары на биллиарде. Абдыразак находил удовольствие не столько в меткости ударов, сколько в известном наборе слов, принятых в этой игре.
— Тринадцатого к себе в середину, — с удовольствием произносил игрок.
Атабаез молча, решительно и точно, бил… И треск шара, загнанного в лузу, и басовитые реплики Абдыразака приглушали чувство одиночества, создавали впечатление, будто в доме полно гостей и домочадцев.
Однажды, когда они устали гонять шары и присели з углу биллиардной на низкий диванчик, Абдыразак сказал:
— Хорошо у тебя. Тихо. Это мне нравится. А вот неуютно. И мебель в комнатах расставлена, как в конференц-зале. Хочется стулья повернуть и проверить — где тут инвентарные номерки? Как это вышло? Ты же не мрачный человек, а живешь в одиночестве?
Видно он задел за живое. Атабаев разразился длинной речью:
— А что делать? Жена — половина человека. Русские так и говорят— «моя половина». Если она единомышленница, если действительно человек, ты начинаешь расти, испытываешь уважение к самому себе. А если нет? Сколько их, этих «ответственных» жен, помешанных на тряпках и косметике, сколько бестактных самодурок, способных прогнать от твоего порога просителя, пришедшего из дальнего аула, сколько сплетниц, разбалтывающих на базаре государственные тайны, подслушанные в кабинете мужа! Удивительно, как наши предки выдерживали многоженство. Видно, в наказание за грехи…
— «Ислам разрешал многоженство» и так далее и тому подобное… — подхватил Абдыразак. — Хочешь — я тебе лекцию прочту? Например: почему так получилось?
— Ну, просвещай!..
— Пророк Мухаммед, конечно, был талантливым проповедником, но, кроме устной агитации, не избегал и применения силы. Сабля острее языка, хотя некоторые языки и называют бритвами. И вот после жестоких войн и кровопролитий во имя аллаха немного уцелело правоверных мусульман. Невесело стало женщинам, а главное — надо же увеличивать народонаселение! Мухаммед от имени аллаха объявил: имеете право в зависимости от достатка жить с двумя и четырьмя женами. Неплохо? Вот так же рассудили и ханы-феодалы, и с помощью послушных священнослужителей превратили временную послевоенную меру в твердый закон ислама.
— Хочешь оправдать Мухаммеда? — рассмеялся Атабаев.
— Сам знаешь — давно я забросил свою чалму за порог мечети.
— Тем лучше. Думаю предложить тебе одно дело.
— Думаешь сделать из меня антирелигиозного лектора?
— Тут будет занятие посложнее. Есть много молодых женщин — вторых, третьих жен. Они хотят разойтись, с мужьями, но куда им податься? Есть много девушек, которых хотят продать. Куда им бежать? Словом, многие стремятся к новой жизни, и надо бы их собрать в одном месте и воспитать их так, чтобы они могли стать независимыми советскими работницами.
— Неплохо придумано!
— Вот мы и собираемся открыть в Мары интернат. Уже есть приказ. Только трудно найти человека, которому можно доверить. Думается, надо поручить это святое дело твоей совести…
— За что такая напасть на мою бедную голову?
— Я не раз пытался привлечь тебя к работе. Теперь я не предлагаю, а просто обращаюсь к твоей совести…
— Я ведь беспартийный.
Зато коммунисты доверяют тебе.
Абдыразак молчал, опустив голову. Атабаев воспользовался его задумчивостью и быстро спросил:
— Как же назовем женский интернат? Имени Кемине — подойдет?
— Уже есть средняя школа имени Кемине.
— Верно. Как же тогда?
— Если повеселее — имени Молланепеса. Посолиднее — имени Махтумкули.
— Итак, поздравляю директора интерната имени Махтумкули!
— Экой ты! Вьюк хочешь взвалить, еще не посадив верблюда!
— Был бы инер, а вьюк на земле не останется.
Абдыразак прищурился, покачал головой.
— Весь вечер говоришь о женщинах, а сам живешь один. Только старуха скучает на кухне. Непонятно.
