В древние времена ташаузские туркмены поселились вдоль большого притока Аму-Дарьи — Дарьялыка. Хивинские владыки повернули Дарьялык к Аральскому морю, и сразу кончилось туркменское благополучие. Что поделаешь: они жили в низовьях реки, а те — в ее верховьях, хорезмские ханы, местные владыки. Они держали туркменских дехкан на самом скупом водяном пайке. Дашь много воды — сытый пойдет с тобой воевать, не дашь воды — голодный пойдет тебя грабить. Кровавые стычки никогда не прекращались. В вековой борьбе за свое благополучие туркмены всегда представляли собой угрозу для ханства. И ханы возбуждали рознь между множеством племен и родов. Одним помогали оружием, других натравливали на соседей.
Неужели же великая революция не в силах преодолеть эту бессмыслицу вражды и кровопролития? Покончить с Еековой враждой туркмен и узбеков — значит, дать расцвет и счастье благодатному Хорезму, плодородной Бухаре. А какие откроются возможности для развития культуры, сколько из народных низов поднимется талантов — ученых, художников, поэтов, — когда каждый народ, установив социалистические порядки, станет пользоваться родным языком и пить из вечно живого родника своей духовной культуры.
По нашу сторону границы живет больше миллиона туркмен, но пожалуй, столько же — в Иране и Афганистане. Как глубоко надо вникнуть в образ будущей республики, чтобы понять ее международное значение! Ведь на ее территории есть прекрасные почвы. Недаром говорят: «Воткни в землю палку, плюнь — и зазеленеет!»
Источник богатства — воды Аму-Дарьи, они несут на поля миллионы тонн плодоносного ила. Какая щедрость — подстать разве египетскому Нилу! Царские колонизаторы только составляли проекты орошения, и ни один, по существу, не реализовали. Государству социалистического планового хозяйства это будет под силу. А каракуль? Весь экспорт Бухарского ханства составлял 34 миллиона рублей — из них 20 миллионов рублей приносил экспорт каракулевых шкурок. А нефть, озокерит, соль?.. А бесценные ковры? А кони — резвейшие, ахалтекинские кони? И, наконец, хлопок, хлопок! Знойное лето позволит выращивать не какой-нибудь хлопок, лишь бы сбыть с рук, — а самый ценный, тонковолокнистый… В семью советских республик Туркмения войдет не с пустыми руками к укрепит своим трудом и твердым характером мощь первой в мире социалистической державы…
Как же пойдут дела с Файзуллой Ходжаевым?
Тихо в вагоне. За закрытой дверью не слышно проводника. Спит умаявшаяся Марина Петровна. Повар, верно, играет в подкидного дурачка с комендантом. Только колеса стучат. Так стучали они, когда солдат-агитатор Атабаев ехал на фронт. Так стучат и в этот вечер, — будто весь состав гремит «Интернационал». И Атабаев даже встал, отдаваясь какому-то восторженному порыву.
Так и стоял с минуту над картой. В его воображении уже существовала Туркмения в нынешних ее государственных границах.
Как в воду глядел!
В Бухаре заседал Совнарком, а в районах — вражда и смута; и даже кровавея резня. Тут так ведется дело, что каждый двор к вечеру запирается как крепость, пустеют улицы, и старые люди вспоминают ушедшие эмирские времена. Совнарком в Бухаре ущемляет права туркмен и таджиков, а, пользуясь этим, туркменские феодалы в аулах агитируют народ против Советской власти. Как в воду глядел Кайгысыз Атабаев.
Ознакомившись с делами в Бухаре и получив поддержку бухарских коммунистов, он выехал в аулы. Мало что изменилось там с того времени, когда гремела орудийная канонада. Народ недоволен и ропщет — крестьяне требуют снижения сельскохозяйственного налога, экономические требования ждут неотложных решений, но еще раньше необходимо укрепить социалистическую законность. Просто диву даешься, — что вытворяют националисты, пробравшиеся к руководству.
В одном из селений Атабаев собрал коммунистов, знакомых ему еще по временам боёв с басмачами. Хорошо поговорили в тот вечер. Русский слесарь, старый сормовский большевик, оказавшийся в этих местах с военным госпиталем после тяжелого ранения под Перемышлем, в тот вечер объяснил Атабаеву простыми словами то, что надо положить в основу всей партийной линии в Бухаре. Он сказал:
