— Разумеется, — согласился Марий. — Даже войскам известно, что Констанций куда как самый лучший полководец в империи, и Галерий живет в постоянном страхе, что после отречения Диоклетиана не быть ему старшим августом.
— Или что Диоклетиан поймет, насколько он неспособный, и не сложит с него порфиру, — согласился Даций.
— Мне все это как-то не совсем ясно, — признался Константин.
— Крок — опытный воин, — стал растолковывать Даций, — и шансы были в его пользу. Если бы во время так называемого показательного выступления он убил тебя, войска Констанция считали бы виновным племя Крока, и вспомогательные части в Галлии могли бы дойти до бунта. С другой стороны, если бы ты убил Крока, галльские племена обвинили бы твоего отца. В обоих случаях Галерий чувствовал уверенность в том, что он сможет выиграть, позволив показательному бою стать чем-то более серьезным, надеясь, что Крок потеряет голову — как и случилось — или что ты разозлишься и будешь драться насмерть.
— Почти так и было.
— Мы можем радоваться, что все обошлось так хорошо, — с пылом сказал Марий.
— Я рад, что этому конец, — согласился Даций.
Но этому еще не было конца, как убедился Константин, возвратясь в казарму несколькими днями позже и застав Крока за упаковкой своих вещей.
— Ты куда собрался? — поинтересовался он.
— На родину, в Галлию.
— Твой отец прислал за тобой?
— Нет. Цезарь Галерий уволил меня из армии.
— На каких основаниях?
— Он же цезарь. Какие еще нужны ему основания?
— Но тебе хоть объяснили причину?
— Даций говорит, это потому, что я на днях тебя не убил, или потому, что ты не убил меня. Как ни крути, а мне это непонятно.
— Все очень просто, — проговорил Константин и рассказал ему о своей беседе с Галерием.
— Так вот в чем дело. — Крок недобро усмехнулся. — Нас двигают по доске, как фигуры в какой-то игре. И никому из нас нечего особо сказать, в какой переплет мы угодили.
— Почему бы тебе не обратиться к императору?
— Даций уверен, что это не помогло бы. Нет, дружище Константин. Моей карьере в римской армии конец, ну и пусть. Я даже в каком-то смысле счастлив. — Кроку удалось улыбнуться, — Чему я действительно рад, так это тому, что ты меня не прикончил. А если бы я тебя убил, никогда бы себе этого не простил.
— Но что же ты собираешься делать?
— Поехать домой, я полагаю, и пороть отцовских рабов, чтобы доказать, что я хоть что-то значу.
— Мой отец — цезарь на Западе, — напомнил Константин, — и я уверен, что он нуждается в обученных кавалерийских начальниках, чтобы умиротворить пиктов и каледонцев в Британии. Я дам тебе для него письмо, и если к тому времени, когда я сам буду там, ты не станешь командиром вспомогательной кавалерии всей префектуры Галлии, Британии и Испании, я сам тебя выпорю.