Чудо пылающего креста - страница 26
— Эй, ты, — Галерий обратился к Константину, как, наверное, обратился бы к рабу, и кивнул головой в сторону полуоткрытой двери, ведущей в другую комнату. — Сюда.
Север вошел вслед за Галерием в дверь, и, когда он проходил мимо, Константин удивился его быстрому успокоительному кивку. Галерий сразу же прошел к мягкой кушетке, плюхнулся на нее и крикнул слуге, чтобы принес вина. Ни Константина, ни Севера он не приглашал присоединиться к себе и, только осушив залпом серебряный кубок, снова заговорил:
— Стало быть, ты сын Констанция. Сколько тебе лет?
— Девятнадцать, — отвечал Константин.
— Отчего же ты только что не прикончил галла?
— Мы с ним друзья. К тому же мы дрались не насмерть.
— Этого хотели зрители, да и он пытался убить тебя.
— Я понимал, что это просто показательный бой верхом.
— В котором ты не очень-то силен, — с презрением заметил Галерий, — В моей армии тебя бы мог свалить любой кавалерист.
— В этом виде боя я еще недостаточно много тренировался. — Константин старался говорить ровным голосом, хотя почувствовал себя уязвленным.
— Небось надеешься дослужиться до высокого чина в армии, потому что ты незаконнорожденный сын Констанция.
Константин вспомнил назидание Дация и не стал ничего отрицать. Ему не совсем было понятно, почему Галерий подкалывает его, хотя первые подозрения на этот счет уже появились. Но он твердо решил, что не даст оснований подвергнуть себя наказанию, которое, как ему было известно, распространялось на солдат и даже на начальников за самые пустячные прегрешения. Ужасное бичевание плетью с множеством хвостов, часть которых оканчивалась мелкими железными шариками, могло бы превратить спину в месиво, причем кожа оставалась целой, а человек на всю жизнь превращался в калеку.
— Я надеюсь, что когда-нибудь заслужу ответственный пост в армии, — сказал он. — Но своим собственным трудом, а не потому, что я сын цезаря.
— А где твоя мать? — спросил Галерий.
— В Дрепануме, со своей семьей.
— Помню ее хорошо, когда она была буфетчицей в Вифинии.
И снова Константин внутренне призвал себя к спокойствию, теперь уже твердо уверенный, что Галерий подбивает его на резкость, которая и станет уважительной причиной для наказания.
— Ну что ты за сын? — с издевкой усмехнулся Галерий. — Тебя даже не возмущает, что твой отец бросает твою мать?
— Она вполне обеспечена, — спокойно отвечал Константин. — Мы с ней понимали, что волей императора Диоклетиана отец должен с ней развестись и жениться на дочери Максимиана-августа.
Последнюю половину предложения он прибавил с умыслом — чтобы напомнить Галерию, что он находится под государственной защитой по приказу самого Диоклетиана. И увидел, что его выпад достиг своей цели: Галерий напряженно сощурился и постарался сдержать свои эмоции. Север ничего не сказал, но промелькнувшая на его лице улыбка одобрения ободрила Константина: теперь он знал, что в высоких сферах у него есть хотя бы один друг.
— Тогда убирайся, — резко приказал Галерий. — И скажи там моему адъютанту, чтобы явился ко мне.
Когда Константин вернулся на учебный плац, демонстрация уже закончилась, и зрители расходились. Войдя в служебную комнату Дация, в конце многооконной казармы, он удивился, увидев там дядю Мария.
— Я утром присутствовал на показательных учениях, — пояснил ему дядя. — Тебя с поля провожал посыльный примерно в то же время, когда ушел и Галерий. Вот я и решил, что тут, возможно, какая-то связь. Сюда я зашел, чтобы у Дация разузнать, что случилось.
— И увидел, что я в таких же потемках, как он, — признался Даций. — По всем правилам показательного боя, трубачу Галерия следовало бы прекратить это дело, когда твоя лошадь пала. Что он тебе сказал?
— Он хотел узнать, почему я не убил Крока.
— Галерий понимает, что, если бы здесь, в Никомедии, Крока убили, люди его отца почти без всякого сомнения затеяли бы кровавую вражду с армиями твоего отца в Галлии… — Даций остановился, не договорив, и тихонько присвистнул. — Клянусь крыльями на пятках самого Меркурия, тут-то и должна заключаться разгадка.
