Семен Семенович всем своим видом опровергал такое представление. Это был круглолицый, румяный, всегда улыбающийся здоровяк.
Мария Емельяновна, симпатичная веснушчатая блондинка, работала в отделение связи, то есть на почте.
Хозяйство они вели не так безупречно, как Непорожние. И хата у них была не такая аккуратная, и в саду, и на огороде не тот порядок, и погреб был похож не на станцию метро, а на лесную землянку.
Почти одновременно с Байдами появились и родные Журавля.
Я говорю «родные», потому что из родителей в наличии была только мама, Катерина Ивановна Сырокваша, да еще бабушка Гарпина Ульяновна Сагайдак. Папа, Поликарп Степанович Сырокваша, куда-то подался искать беззаботной молодецкой жизни, еще когда маленький Журавль не умел и говорить. Поэтому слово «папа» Журавль так никогда и не произнес…
— Соседи! А ну идите сюда! — позвал Павел Максимович. — Идите быстрее. Вы же еще ничего не знаете!
И, когда все подошли, закричал во всю мочь:
— Наши козаки машину выиграли! Запорожца! В лотерею.
Тут, дорогие друзья, наберитесь терпения и подождите немного. Сделайте, как говорят, паузу.
Потому что произошла немая сцена. Как в гоголевском «Ревизоре».
Особенно был поражен Семен Семенович. Так сказать, профессионально поражен. Его, как и всех бухгалтеров мира, вопросы финансово-материальные волновали его чрезвычайно сильно, до глубины души.
И, когда он потом сверял билет с таблицей, на его носу и на румяных щеках от волнения выступили мелкие капельки пота.
Женщины только всплескивали руками и ойкали.
А мать Журавля Катерина Ивановна даже пустила слезу.
— Я думаю, такое дело надо отметить, — решительно сказал Павел Максимович. — А ну, жена, беги в погреб, тяни всё, что есть. А я стол во двор вынесу.
И завертелось всё вокруг.
Изо всех трех погребов потянулись к столу кушанья. Не прошло и нескольких минут, как все Бамбуры уже знали о счастливой новости. Пришлось выносить еще два стола…
Столько добрых слов и пожеланий ребята не слышали за всю свою не очень богатую на добрые слова мальчишескую жизнь. До глубокой ночи пели Бамбуры во дворе у бригадира. Особенно часто запевали «Распрягайте, хлопцы, кони». Причём пели её в новом, так сказать, актуальном, злободневном на сегодня варианте:
Розпрягайте, хлопцы, коні.
Та лягайте спочивать,
А я піду в лотерею
«Запорожца» вігравать…
— Вы только, ребята, того… смотрите, осторожно ездите, шалопаи… А то…
— Ага. Вон в Васюковке один на «Жигулях» новеньких в кювет слетел… В один момент новенькие «Жигули» в старенькие превратились…
— А из Дедовки парень «Москвичом» КРАЗ решил протаранить. Так от этого «Москвича», верите, только подфарник остался…
— …А я піду-у в лоте-рею-у-у «Запорожца» виграва-ать…
…На землю опустилась ночь.
Разошлись по хатам Бамбуры.
Уснули уставшие от переживаний ребята.
Только Бровко сидел у будки, смотрел на звёздное небо, о чём-то думал и раз за разом вздыхал. Что-то неспокойно было на сердце.
А когда солнышко снова улыбнулось нашим Гарбузянам, то оно увидело, что Семен Семенович Байда, колхозный бухгалтер, разговаривает со своим заспанным сыном Марусиком.
— Ты не думай ничего, сынок, — придавая своему голосу как можно больше мягкости, говорил Семен Семенович. — Прост мне интересно. Как там было с этим лотерейным билетом? Подробности некоторые…
— Да я уже не помню, папа, подробностей, — раскрыв только один глаз, сонно бормотал Марусик.
— А ты вспомни, сынок, вспомни. Что вы покупали? Когда? Почем? Кто платил деньги?
— А какая разница!.. Ну… ну… конфеты покупали. И лимонад. На праздники это было. Майские, кажется.
— А деньги? Деньги чьи были?
— Общие деньги. Немного моих. Ты мне перед праздником дал. Помнишь? Немного Цыгана. Журавля немного.
— А сколько, сколько чьих? Вспомни, сынок.
— Да… да разве это важно? Разве это имеет значение?
— Просто интересно… Припомни, припомни…
— Ну… Моих два рубля, кажется… Цыгана, кажется, рубль с копейками. А Журавля копеек, наверно, сорок…
— О! Ясно. Я же хорошо помню, что дал тебе тогда два рубля. Ясно! Ну, иди, сынок, иди! Досыпай. Извини, что разбудил. Иди!
— А… а зачем тебе это?
— Просто интересно. Иди!
