— Но, но, но? — Мистер Мрак придвинулся ближе, великолепный в своей картинно-галерейной плоти; его глаза, взгляды всех зверей и злосчастных тварей, пронизывая его рубашку, куртку, брюки, сковали старика, жгли его огнем, пытали тысячекратным вниманием.
Мистер Мрак поднес ладони к самому его лицу.
— Но?
Потребность отвести на чем-то душу заставила мистера Хэлоуэя крепко прикусить сигару.
— На секунду мне показалось…
— Что показалось? — ликующий голос мистера Мрака.
— Один из них как будто похож…
— На кого?
«Чересчур нетерпелив, — сказал себе Вилл. — Ты ведь видишь это, папа?»
— Мистер, — сказал отец Вилла, — почему вы так нервничаете из-за двух мальчиков?
— Нервничаю?
Улыбка мистера Мрака растаяла, словно сахарная вата.
Джим съежился, превращаясь в карлика, Вилл уподобился лилипуту, и оба глядели вверх, выжидая.
— Сэр, — сказал мистер Мрак, — вы так воспринимаете мой энтузиазм? Нервничаю?
Отец Вилла заметил, как под курткой напрягаются мышцы рук Человека с картинками, как они сжимаются и разжимаются, извиваясь подобно смертельно ядовитым шумящим гадюкам и рогатым гремучим змеям, несомненно нарисованным на его коже.
— Один из этих портретов, — протянул мистер Хэлоуэй, — напоминает Милтона Бламквиста.
Мистер Мрак сжал левую руку в кулак.
Слепящая боль расколола голову Джима.
— Второй, — вкрадчиво произнес отец Вилла, — похож на Эйвери Джонсона.
«О папа, — подумал Вилл, — ты силен!»
Человек с картинками сжал второй кулак.
Вилл, с головой, сдавленной в тисках, с трудом удержался от крика.
— Оба мальчика, — закончил мистер Хэлоуэй, — уехали в Милуоки несколько недель назад.
— Вы, — холодно заключил мистер Мрак, — лжете.
Отец Вилла был искренне потрясен.
— Я? Лишая обладателей приза их радости?
— Дело в том, — сказал мистер Мрак, — что десять минут назад мы установили имена обоих мальчиков. Просто хотим удостовериться.
— Вот как? — недоверчиво произнес отец Вилла.
— Джим, — сказал мистер Мрак. — Вилл.
Джим корчился в темной яме. Вилл втянул голову в плечи, зажмурил глаза.
Лицо Чарлза Хэлоуэя было подобно пруду, в котором два темных камня-имени утонули, не оставив следа на поверхности.
— Имена? Джим? Вилл? В таком городе, как этот, уйма Джимов и Виллов, сотни две, не меньше.
Вилл, сжимаясь и дергаясь, спрашивал себя: «Кто выдал? Мисс Фоули? Но она исчезла, дом ее пуст и полон теней от дождя на окнах. Остается только один человек…»
Плачущая под деревом маленькая девочка, похожая на мисс Фоули? Маленькая девочка, которая нас так сильно напугала? В последние полчаса парадное шествие обнаружило ее, безутешно рыдающую, дрожащую от страха, готовую сделать все что угодно, сказать все, что потребуют, только бы музыка, качающиеся кони, стремительно вращающийся мир помогли ей снова вырасти, снова стать взрослой, только бы кто-нибудь взял ее на руки, вытер слезы, прекратил этот ужас и сделал ее такой, какой она была. Найдя ее под деревом, они солгали, наобещали ей с три короба и быстро унесли оттуда? Маленькую девочку, которая продолжала плакать, но сказала не все, потому что…
— Джим, Вилл, — повторил отец Вилла. — Имена. А как насчет фамилий?
Мистер Мрак не знал фамилий.
Мир чудовищ на его коже влажно фосфоресцировал, едкий пот заливал подмышки, стекал зловонными струйками по стальным мускулам ног.
— Так вот, — произнес отец Вилла со странным, неожиданным для него самого, восхитительным спокойствием, — сдается мне, что вы лжете. Вы не знаете фамилий. Спрашивается, с какой стати вы, чужак из Луна-Парка, затеяли лгать мне здесь, на улице некоего города в глухом захолустье?
Человек с картинками крепко сжал свои разрисованные кулаки.
Отец Вилла, совсем бледный, смотрел на эти злобно согнутые пальцы, эти суставы, эти свирепые ногти, под которыми в жестоком заточении пребывали два мальчишеских лица, яростно, безжалостно зажатые в живых черных тисках.
Две фигурки внизу бились в агонии.
Лицо Человека с картинками было сама безмятежность.
Но из-под пальцев правого кулака вниз упала яркая капля.
И яркая капля сорвалась из левого кулака.
Обе капли исчезли в просветах железной решетки на тротуаре.
Вилл ахнул. Лица его коснулось что-то влажное. Он хлопнул себя по щеке, потом посмотрел на ладонь.
