Больше всех о ее маглорожденности нравилось вспоминать Теодору Нотту. Выражение лица у него при этом было такое, будто он сдирает корку с подсохшей болячки, и не поймешь, то ли больно ему, то ли просто процесс нравится. Когда Теодор не высказывался на тему «грязнокровки среди нас» и не учил уроки, он завидовал Малфою. Завидовал настолько явно, что это казалось не только неприличным, но и неправдоподобным. Ну, да, судя по словам Блейза, род Ноттов был в два раза беднее Малфоев, да и влияние растерял за последние два-три века, уступив место на политической арене как раз вот Малфоям и Блэкам (коих, к слову, почти уже не осталось, и что там теперь творится с политической ареной, Гермиона так толком и не поняла). Но по меркам простого волшебника, Нотты все еще были достаточно обеспечены и весьма могущественны. Да им самим в пору было завидовать! Но что-то все-таки не давало Теодору покоя, заставляя раз за разом рассказывать, как именно он ответил бы на вопрос, который задали Драко, что бы он купил, будь у него такие деньги, и с кем и как он разговаривал бы, будь у него такие же связи. Это раздражало. То есть, на самом деле раздражало. Даже Гермиону. Не то чтобы Гермиона отличалась терпимостью к чужим странностям, скорее наоборот — видимо, ей хватало своих; но обычно она относилась к подобным вещам спокойнее. Может быть, и к Тео она отнеслась бы со снисхождением, если бы он не поминал ее саму наравне с Малфоем через каждые десять слов. Ну не любила она пристальное внимание, что же тут поделаешь…
Дафна Гринграсс (вот оно, еще одно мифологическое имя!) тоже не любила пристальное внимание. Выглядела бледно, одевалась просто, высказывалась тихо и только после прямого обращения. Некоторое время Гермиона думала, что Дафна просто очень скромная, даже зажатая но внезапно обострившееся чутье не давало принять эту версию за основную. Почему-то Гермионе быстро стало казаться, что Дафна просто не испытывает желания общаться с сокурсниками, как и она сама. Пожалуй, она сама вела бы себя примерно так же, если бы не родители, если бы не привычка носить маски, если бы не… много что! Она, конечно, не могла быть уверена, и в любом случае не полезла бы к Дафне с вопросами по этому поводу, но уже начала ей немножко завидовать. Тихую Дафну никто не воспринимал всерьез и вообще практически не учитывал. Просто человек-невидимка! Вот как она выглядит, настоящая свобода… Разумеется, Гермиона понимала, что как у любой представительницы чистокровного семейства (о жизни коих ее тоже просвещал Блейз, будучи в болтливом настроении) у Дафны наверняка море обязательств, расписанное до деталей будущее, предопределенный муж и даже количество будущих детей регламентировано. Но сейчас Гермиона ораторствовала посреди гостиной, лавируя между одобрением и презрением однокурсников, а Дафна спокойно взирала на это из кресла, и никто-никто ее не трогал. Как тут не позавидовать?
Итак, Гермиона вещала посреди гостиной, и содержание ее речи удивляло даже ее саму. Она ругала маглорожденных. Всю неделю она старательно впитывала выдаваемую Блейзом информацию, и к среде начала понемножку разговаривать с маглорожденными первокурсниками, благо они, не проникшиеся еще по-настоящему всеобщей неприязнью к Слизерину, довольно легко поддерживали с ней разговор. Она так надеялась на них! Она была так уверена, что в отличие от чистокровных студентов и даже полукровок, уж эти-то, попавшие, как и она, в волшебную сказку, в мечту, в то, о чем и мечтать-то не смеют нормальные дети, должны любую часть тела, кроме головы и колдующей руки, с радостью отдать за любую новую информацию о магии! Что они должны так же, как и она, гореть желанием понять, как это все работает, узнать как можно больше заклинаний, выяснить все-все о магических растениях и существах… это же невероятно, в самом деле, это же волшебство! Как можно не хотеть узнать об этом что-то еще?!
Они не хотели. Они утверждали, что им хватает информации, что они и так загружены, что они все узнают в свое время, что тем, кто составлял учебную программу, виднее, или даже честно признавались, что им просто лень. Разочарование Гермионы было безгранично.
