Впрочем, если его опять одеть в форму – будет почти тоже самое. Исчезнет только добродетель – не такая уж большая потеря в век массового почитания генералов…
Видимо книги в шкафах профессора Юдина так вросли в свои генерализированные переплеты, что могли существовать, даже вынесенные из шкафов, только совместно со своей формой.
И только с формой составляли предмет.
Риолю показалось, что недвижностью и основательностью книг, профессор Юдин старался отгородиться от закабинетной суеты, но в этот момент Искариот шепнул Риолю:
– Впервые вижу, чтобы от суеты отгораживались суетой…
Присмотревшись внимательней, Риоль удивленно отметил, что в каждом из шкафов находилось, правда, разноизданное, каждый раз иного цвета, собрание сочинений Ленина В.И. и Карла Маркса с Фридрихом Энгельсом.
– Как ты думаешь, – спросил он сидевшую рядом девушку, нарисованную акварелью, – Зачем нормальному человеку столько Марксов?
Девушка, нарисованная акварелью, пожала плечами:
– А зачем нормальному человеку один Маркс?…
– …Рад коллегам, – вновь повторил Сергей Сергеевич, – Думаю, нам о многом будет интересно побеседовать. Говорят, что все ученые понимают друг друга.
Крайст, «профессор Назаретов» согласительно кивнул, а Искариот, «доцент Правдин» тихонько, так, что его услышал только Риоль, хмыкнул:
– Говорят.
Но, по-моему, это вранье…
– …Знаете, профессор, я не думаю, что вы приехали из такого далека, да еще совместно со столь представительной бригадой, для того, чтобы говорить о каких-нибудь мелочах.
Так, что давайте определим круг проблем, которые мы станем обсуждать.
О чем, так сказать, будем говорить?
– О чем могут говорить историки? – улыбнулся Крайст, – О том, о чем они обязаны думать.
О настоящем и о будущем…
* * *
– Но мне казалось, что предмет нашей науки все-таки не настоящее и будущее, а прошлое, – слегка удивленно проговорил Сергей Сергеевич.
Не очень удивленно, а так, слегка.
– А мне кажется, – грустно проговорил Крайст, – Что в истории важно понять не то, что произошло – то, что было, то и дурак поймет – а то, что могло и то, что должно произойти.
Не сделай люди своих ошибок…
Сергей Сергеевич внимательно посмотрел на своих гостей, но посмотрел как-то странно.
Словно рулеткой обмерил.
Или взвесил на весах каждого.
Потом он засмеялся.
Отрывистым смехом.
Так, что за каждым «Ха» стояла не черточка, а полновесное, похожее на бревно, тире.
Отсмеявшись, профессор Юдин сделал паузу, очень короткую, но такую, что Риоль услышал, как Крайст подумал:
– Профессор решает – не собираем ли мы материалы о культе личности. Для него, все ученые, прибывшие с западных окраин страны, потенциально, не то, чтобы провокаторы, просто подозрительные люди.
Но об этом он нам не скажет…
– Мысли лгут языком, – прошептал Искариот.
Сразу, после почти незаметной паузы, Сергей Сергеевич предложил:
– Не станем спорить.
Решим так: мы будем говорить о прогрессивных идеях.
– Хорошо, – согласился Крайст, «профессор Назаретов»
Риоль не долго ждал, реакции Искариота:
– Самое неприятное в прогрессивных идеях то, что, будучи реализованными – они очень быстро перестают быть прогрессивными.
А, не будучи реализованными – они и идеями не являются…
– …Ну, что же, давайте поговорим о прогрессивных идеях, – мягко улыбаясь, проговорил Крайст, – Но здесь мы не сможем не коснуться вопросов прогресса и физики, и химии – в общем, прогресса вообще.
– Конечно, – согласился профессор Юдин, – Правда мне казалось, что предмет научного коммунизма, как части философской науки, несколько не совпадает с предметом прикладных наук.
– Конечно, – согласился Искариот, но молча, про себя, – Предмет научного коммунизма нисчем не совпадает…
– Философия – рассуждение на тему, которая нас не касается, – услышал Риоль то, о чем подумала девушка, нарисованная акварелью. Потом, девушка, нарисованная углем. Потом, девушка, скачанная с интернета. Потом – все остальные девушки, и Крайст этому не препятствовал.
– На мой взгляд, между физикой и философией куда больше связи, чем кажется на первый взгляд.
Законы Ома и Ньютона настолько же философские, насколько физические.
