– Министерство, – ответил Крайст.
– А я подумал, что это место, где лечат съехавших головой наркоманов, – на эти слова Риоля, Крайст вначале не ответил, а потом, подумав немного, тихо проговорил:
– Ты бы попал в точку, если бы произнес слово: «Держат». – вместо: «Лечат»…
Потом Крайст еще немного подумал и добавил: – А может быть ты попал в точку именно этим словом, даже не зная, что имел ввиду…
– Далеко нам ехать? – явно изнемогая в давке, спросила девушка, нарисованная акварелью.
– Думаю, не очень, – ответил ей Крайст, – Если трамвай идет в правильном направлении.
– Даже ты – не уверен в этом? – подивилась девушка нарисованная углем.
– Мы там, где очень многое идет не туда.
– Может нам спросить дорогу? Я зык до Киева доведет.
– Здесь, язык скорее доведет до Лубянки…
…Здание наркомата находилось на площади носившей название Старой. Одно стороной это здание выходило на площадь, не тесня ее, а как бы обрамляя. Другой стороной – на Китайскую стену. Две оставшиеся стороны прятались в каких-то заскорузлых переулках, искривляясь и зигзагируя вдоль них, меняя свою этажность и величину окон.
Входов в наркомат было много, но открытым оставался только один из них, на углу, между площадью и Китайской стеной. При этом, у каждого из закрытых входов, охраняя тайны, находившиеся за стенами дежурили милиционеры с пистолетами ТТ и еще какими-то субъектами не в форме, но одетыми одинаково.
Милиционеры стояли на месте, а субъекты прохаживались вдоль стены, но прохаживались так специфично, словно были прикованы к закрытым дверям невидимой цепью длиной шага в полтора-два.
Открытость угловых дверей сама по себе делала этот вход центральным, и как не странно, именно у этого входа ни милиционеров, ни субъектов в штатском не было.
Впрочем, как только Крайст, Риоль и девушки вошли в вестибюль, обнаружились и милиционеры, и субъекты, но не это удивило Риоля – оказалось, что их ждали.
– Вы с череповецкого завода? – спросила подошедшая к ним женщина в очках, строгом черном пиджачном костюме, в туфлях на низком толстом каблуке.
Каблуке, на котором она стояла твердо.
Вопрос был задан таким тоном, что если бы эта женщина получила бы отрицательный ответ, то видимо была бы поражена не меньше, чем землятресением на соседней улице. Хотя весь ее вид говорил о том, что даже землятресением ее потрясти нельзя.
Риолю оставалось только кивнуть, хотя он, как и большинство людей на свете, весьма смутно представлял себе, что такое Череповец.
В этом он был схож со всеми людьми на земном шаре. И до него, и после.
– Давайте ваши паспорта, – девушки, нарисованные углем и акварелью, взглянули на девушку, скачанную с интернета, – Получите пропуска в бюро.
– Есть, – ответил Крайст…
– Вот это женщина. Даже не поймешь – женщина ли она? – шепнула Риолю девушка, скачанная с интернета, при этом, слегка прижавшись грудью к руке Риоля, – Можешь представить себя рядом с ней? – Нет, – тихо ответил ей Риоль, – У тебя даже недостатки лучше, чем у нее…
Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, они еще раз предъявили пропуска и паспорта и оказались в огромной приемной наркома. Через минуту дверь в кабинет наркома открылась так тихо и легко, словно испускала дух…
* * *
Из-за непомерного стола, из-под уже знакомого портрета кавказца, оказавшегося теперь военным, смотрело лицо наркома.
Собственно, оно и лицом-то не было.
Скорее, это была часть земного ландшафта, на которую низвергся камнепад – сплошные рытвины и ухабы, между которыми примостились глаза, похожие на пулеметные гнезда, замаскированные бровями, так, как это делается неумелым или ленивым сапером. Незакрывающийся рот напоминал воронку от разрыва снаряда шестнадцатидюймового корабельного орудия.
Люди с такими лицами ходят на свадьбу, как на отбывание тяжелой повинности, а на митинги – как на праздник.
Такие люди не щадят ни времени, ни жизни без исключения.
Впрочем, исключения временами случаются – собственную жизнь они иногда щадят.
«Политики – среднее звено между обезьяной и человеком», – подумал Риоль, и тут же услышал голос, напомнивший ему голос Искариота на столько, что Риоль даже обернулся, но Искариота не увидел:
