И тогда подумалось: «Никто в этом городе меня не знает, у всех тёплые дома, постели. Небось телевизоры смотрят, ужинают…»
Двинулся я по причалу, и рядом какая‑то тень двинулась. Смотрю — тот самый пёс. Идёт возле ног, хвостом виляет.
Вроде теплее стало.
Дошёл берегом моря к лодочному причалу. Хотел поглядеть, что там делается. Ещё издали увидел: прожектор с крыши пограничной будки светом лупит, освещает весь ряд зачаленных лодок, а в самой будке солдат торчит.
Тут же свернул к дому. Подошёл к ограде, толкнул калитку и захлопнул её перед носом пса.
На втором этаже, где хозяева, окна светятся. А внизу темно. Тычу ключом в дверь, в замочную скважину, еле попал. Раскрыл дверь, а мимо меня пёс.
Я нашарил на стене выключатель, лампочка зажглась под потолком. Спрашиваю пса:
— Как же ты, наглец, сквозь ограду проник?
Молчит. Только хвостом виляет.
Вытащил я из карманов свою «Фанту», поставил на стол. Чувствую, в комнате холодильник. Скинул куртку, достал из сумки сало, отрезал корочку, бросил псу. Выключил свет.
И не раздеваясь, скорей на раскладушку, натянул на себя одеяло. Думаю: «Ещё не хватает воспаление лёгких получить».
Вдруг на ногах тяжело сделалось. Это пёс прыгнул и улёгся.
— Ну ты даёшь, — говорю. — Такого наглеца я ещё не встречал.
А он вздохнул. Как человек.
— Ладно, — говорю, — смотри, псина, если блох напустишь…
В ногах стало горячо. И я уснул.
В ту ночь приснился мне сон, какого наверняка никто не видел.
Я стою у нас дома возле окна. А в чёрном небе звезды образовались в созвездия, похожие на буквы. Не наши. Неизвестно какого алфавита. Яркие, плавают в небе, кружат, будто силятся, чтоб я что‑то прочёл.
А я ничего не могу понять.
И вдруг их начинает заслонять что‑то громадное, как туча.
Вижу: это бородатый человек, летящий по небу.
Кричу: «Папа! Папа!»
Пока ты пришёл из соседней комнаты, человек пролетел.
И я проснулся. Досада взяла, что ты не увидел. Не объяснил.
Тут как током ударило: «Я же не дома — в Сухуми. Мне бежать надо!»
А в комнате темно. Сколько ни пялься на циферблат — не различишь, который час. Подтянул к себе стул, где висела сумка, вытащил фонарик, посветил на часы. Полвосьмого.
Набрался духа, выскочил из‑под одеяла в этот холодильник, скорее надел куртку, «молнию» доверху застегнул. Думаю, надо успеть где‑нибудь перекусить — и на причал. Там же выпускают в девять.
Засунул в сумку обе бутылки, взял её с собой. Выпустил пса. Дверь запер. Решил перед завтраком на всякий случай глянуть, что делается на причале.
Иду туда. На улице фонари горят, а меня уже обгоняют люди с вёслами, корзинами, спиннингами. Смотрю, возле лодок дым от запускаемых моторов, толпа народа. Прошёл я свободно вместе с другими мимо пограничника в застеклённой будке. Телефон, у него там, бинокль на полочке. «Ну, — думаю, — если сейчас в этой суматохе не смоюсь, другого шанса не будет».
— А весла‑то в комнате остались! Ну ладно! Что было бы, если бы хозяин меня здесь с ними застукал?!
Никто на меня внимания не обращает, все к лову готовятся. Замки на цепях отомкнуты. Лодки — вот они, колышутся. Во многих уже люди сидят, укладывают снасти, на часы поглядывают.
Все дальше иду по причалу. Между прочим, увидел одну шлюпку дюралевую с двумя моторами на корме. Вот бы, думаю, в такую забраться и рвануть… А возле неё целая компания возится из трёх или четырёх рыбаков. Прошёл мимо.
Вдруг слышу:
— Здесь я, здесь! Иди сюда!
Смотрю, на причале старик вчерашний седой, в серой шапочке. Меня зовёт, рукой машет.
И я понял: вот он, единственный шанс.
— Пришёл — молодец, — говорит. — С рыбой будешь. Забирайся в лодку, удерживай её вёслами. Имя твоё какое?
— Коля, — отвечаю, — Николай.
— А меня Шота Степанович зовут.
Он руками придержал лодку, и я спрыгнул в неё. Из‑под решётчатого настила фонтанчики воды всплеснули.
Сел я на среднее сиденье, примостил рядом сумку, за весла взялся. Смотрю, банка консервная на дне плавает. Думаю: хоть будет чем воду вычерпывать.
— А где же якорь? — говорю.
Старик переставил с причала в лодку свою корзину с каким‑то барахлом, отвечает:
— Ловить самодуром якорь не нужен. Снасть у тебя есть?
