– Ты дозвонился до папы? – спросила я.
Лицо Скотта чуть помрачнело. Еще до того как после концерта мы отправились в домик на острове, Скотту позвонил его отец. Он хотел приехать в Ванкувер, как только позволит расписание, но в последние дни навалилось работы.
– Нет. Я думаю, он как раз в рейсе, – предположил Скотт, в его голосе явно чувствовалось разочарование. – Сообщения не доходят. Завтра утром наверняка ответит.
– Сочувствую, – сказала я, но Скотт покачал головой:
– Вовсе не обязательно. Зато я увидел кое-что другое. – Он со вздохом протянул мне телефон. Это был инстаграм его матери. – Посмотри сторис.
Я кликнула на ее профиль, мы тем временем поехали дальше. Мать Скотта поделилась несколькими скриншотами из интервью Скотта и отметила его на них. Самая гордая мать в мире, прочла я среди тысяч блестящих сердечек. Я поставила на экран палец, чтобы задержать картинку. Суицидный vs. суицидальный было написано жирным шрифтом над графиком, состоявшим из сравнения определенных параметров. Никто не желал, чтобы они сделали это vs. Никто не верит в то, что они действительно бы это сделали, прочитала я. Почувствуйте разницу! – написала мать Скотта под картинкой.
– Это еще что? – пробормотала я.
Я посмотрела на Скотта, он пожал плечами.
– Я так понимаю, сейчас модно постить что-то такое, – он попытался произнести это с сарказмом, но по нему было заметно, как его расстраивала социальная активность матери. Я не удивилась, вспомнив ее поведение, пока Скотт лежал в клинике. В реальной жизни она не следовала тем советам, которые оставляла в сетях. – Тони переслал мне короткое интервью, которое она дала кому-то. И вообще-то здорово, что она сейчас привлекает внимание к таким темам, но… Такие вот дела.
Скотт не произнес это вслух, но я понимала, что он имеет в виду. Было похоже, что его мать использует ажиотаж вокруг прошлого Скотта для поднятия собственной популярности. В последние дни я и сама за ней следила, и, к сожалению, ее поведение в соцсетях имело странный привкус.
– О господи. – Я вздохнула и убрала телефон в нишу центральной консоли. – Что ты чувствуешь?
– Сначала меня это напрягло, но потом забил.
– Ты мог бы поговорить с ней об этом, – предложила я.
– Я не знаю. – Скотт помолчал. – Возможно, это трусость, но я боюсь, это выльется в споры, упреки, а я, вообще-то, просто хочу побыть с тобой в Лос-Анджелесе и не думать ни о чем таком.
– Это не трусость, – возразила я. – Ты ставишь границы и оберегаешь свой душевный мир.
Скотт улыбнулся:
– Пытаюсь, по крайней мере.
– У тебя очень хорошо получается.
– Люблю, когда ты в роли моего персонального коуча.
– Я всегда в этой роли.
– Мама еще хотела знать, когда примерно мы приедем.
– На ужин?
Он кивнул, а я замолчала.
– Тебе не хочется, верно?
– Нет, вообще никакого настроения, – сознался он.
– Тогда давай пойдем в другое место, – предложила я.
Скотт с удивлением посмотрел на меня.
– А почему бы и нет, – сказал он наконец. – Мне больше нравится идея съесть бургер на пляже, чем в стейк-хаусе на Сансет-стрип.
Я невольно улыбнулась:
– И мне.
* * *
Мать Скотта так и не поняла, почему мы, как договаривались, не пошли ужинать вместе с ней и девочками. Поначалу мне было неловко, что мы их подводим. Но так было лучше для Скотта, поэтому мы купили на вынос сытный ужин и скоротали вечер без назойливых разговоров на отдаленном пляже между Санта-Моникой и Малибу. Провожали уходящее за горизонт солнце, видели, как небо окрасилось в розово-оранжевые тона, – все было замечательно.
Скотт мог не опасаться повального внимания к своей персоне. Теперь его узнавали чаще, чем раньше, намного чаще, чем в Ванкувере, вероятно, потому, что в Лос-Анджелесе каждый надеялся встретить знаменитость. Пока мы избегали людных мест, встречи с фанатами случались относительно редко. Большинство из них вели себя исключительно мило и, сделав фото со Скоттом и взяв у него автограф, без лишних напоминаний оставляли его в покое.
Но все же я была рада, когда на следующее утро нас отвезли из отеля в аэропорт, где мы стали ждать посадку на обратный рейс до Ванкувера.
