— Да, ты прав, — согласился крестьянин. — Действительно, ты, безусловно, освоишь мои навыки и довольно быстро, а я так не смогу. Значит, разница всё-таки есть.
С «легкой» руки некоторых оппозиционных публицистов многие стали считать интеллигенцию одним из главных виновников нынешней Смуты. Обсуждение роли интеллигенции в нашей истории, как правило, ведется издевательски-насмешливым тоном, в котором отчетливо слышатся шариковские нотки и характерная плебейская присказка: «мы университетов не кончали».
В оппозиционной среде укоренилась своеобразная похабная мода на поливание интеллигенции грязью. В основе этой «моды» лежит принципиальное пренебрежение к интеллекту, ложное убеждение в том, что умственный труд не является явлением более высокого порядка, чем физический. Критикующие, а точнее глумливо насмехающиеся над интеллигенцией, убеждены, что физический труд, особенно тот, что погрязнее и малоквалифицированней — это и есть основа общества, хребет экономики и социальных отношений. Что интеллигенция, в лучшем случае, создает на этом «хребте» лишь некую декорацию, надстройку, иногда красивую, иногда не очень, но в любом случае, их продукт не является жизненно необходимым, без него можно обойтись.
Данное утверждение глубоко ошибочно и свидетельствует о невысокой культуре тех, кто так думает. В широких слоях общества под культурой обычно подразумевают умение вести себя за столом, правильно говорить (хотя бы без мата) и т.п. А между тем — это не культура, а дрессировка. И обезьяну можно научить есть ложкой и вилкой, но она не станет от этого культурной. Путем дрессировки можно отучить от блатного жаргона и мата, можно сделать так, что пальцы перестанут автоматически растопыриваться веером, но выдрессированный человек всё равно не станет от этого культурным.
Культура — это определенный тип мышления, из которого как частные и далеко не главные следствия вытекают различные внешние проявления.
Носителей культуры меньшинство, это подлинная аристократия общества. На протяжении всей истории человечества интеллектуальная элита играла важнейшую роль. Возьмите любое, даже самое древнее и примитивное общество, и вы всегда найдете в нем представителя интеллигенции: жреца, шамана, мага или знахаря — то есть носителя особых знаний и умений. Позже появляются философы, летописцы, «книжники» — и это тоже интеллигенция, чей социальный статус был намного выше среднего уровня.
Человек — это существо, обладающее, помимо сугубо материальных, еще и духовными потребностями, удовлетворить которые способна только интеллигенция. Технический прогресс, создание принципиально новых технологий и орудий труда — также заслуга отдельных, особо одаренных одиночек. Оставим расхожие байки о творчестве масс. Выдающиеся достижения — всегда заслуга единиц или небольших групп. А если имя автора утеряно в веках, то это не повод приписывать массе чужие достижения. Характерно, что с появлением возможности фиксировать авторство, новые образцы так называемой «народной культуры» перестают появляться. Новые «народные» сказки и песни больше не появляются, зато расцветает литература, созданная конкретными людьми, имена которых известны нам до сих пор.
Изобретения, ранее якобы создаваемые народом, перестают появляться, зато на историческую арену выходят выдающиеся ученые. Так называемые «народные» лекарственные средства тоже больше не изобретаются, зато в разных уголках мира выдвигаются великие врачи: Гиппократ, Гален, Авиценна, Парацельс и другие.
Возьмем русскую литературу. Она начинает быстро развиваться в восемнадцатом веке, расцвет приходится на девятнадцатый, а в двадцатом, пусть и не столь плодотворном веке, писатели и поэты всё же создают ряд шедевров. А что же народ? За то же время он не создал ни одной народной поэмы, стихотворения, сказки или былины, сравнимой по уровню с шедеврами одиночек. Весь народ, всей своей массой, не создал в литературе того, что смог один единственный гений — Пушкин. А почему? Раньше вот удавалось создавать народные былины и целые эпосы, а куда всё подевалось? А никуда. Ничего и не было, «народный» эпос — плод трудов древнего гения-одиночки. Жаль, что его имя не сохранилось.
