Он повернулся к кровати. Касси томно возлежала на ней, приняв соблазнительную позу, подобно натурщице, позирующей художнику. Она была самой прекрасной галлюцинацией, какую он только мог себе представить. Одета Касси была в ночную рубашку василькового цвета, под которой не было нижнего белья, и Адриану казалось, что благодаря легкому бризу, овевавшему эту обворожительную женщину, ее легкая одежда еще выгоднее облегала тело. Он не понимал, откуда могло взяться это дуновение: окно было закрыто, и в спальне не было никакого ветра. Адриан почувствовал, как участился его пульс. Касси, какой она предстала сейчас его взору, было не больше двадцати восьми лет — именно столько, сколько в момент их знакомства. Ее молодая, словно светящаяся кожа, каждый изгиб ее тела, небольшая грудь, узкие бедра и длинные ноги — все это ожило в памяти Адриана. Касси нахмурилась и, прошелестев густой копной темных волос, взглянула на мужа, слегка скривив губы. Это выражение ее лица было хорошо знакомо Адриану — оно означало, что Кассандра настроена в высшей степени серьезно и желает, чтобы к каждому слову, ею сказанному, муж отнесся с максимальной серьезностью. Взгляд жены, предвещающий важный разговор, Адриан выучил еще в самом начале их совместной жизни.
— Хорошо выглядишь! — сказал он. — А помнишь, как однажды ночью в августе мы пошли на мыс купаться в океане совершенно голыми? Течение отнесло нас далеко вдоль берега, и мы не смогли найти место на пляже, где осталась наша одежда.
Кассандра качнула головой:
— Ну конечно помню. Это было наше первое лето. Я помню все. Но я здесь не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Ты знаешь, что ты видел.
Адриан хотел провести кончиками пальцев по ее коже, чтобы вновь испытать все эти волнующие прикосновения прошлого. Но он боялся, что стоит ему протянуть руку — и Касси исчезнет. Он не совсем понимал природу своих отношений с этой галлюцинацией и не знал правил, по которым они могли взаимодействовать. Но одно Адриан знал наверняка: сейчас меньше всего на свете он хотел бы, чтобы этот чудесный призрак его покинул.
— На самом деле все не совсем так, как ты думаешь, — помедлив, возразил Адриан. — Я вообще ни в чем не уверен.
— Понимаю, что это не совсем из твоей области. В смысле, совсем не из сферы твоих научных интересов. Да, ты никогда не принадлежал к числу тех ребят — судебных психологов, которые любили заниматься террористами и серийными убийцами, а потом развлекали студентов жуткими историями из своей практики. Тебе нравились всякие крысы в клетках и лабиринтах, которые подтверждали твои гипотезы, предсказуемо реагируя на стимулы. Но все равно ты прекрасно разбираешься в патопсихологии и поэтому можешь заняться этим случаем.
— Но пойми, тут могло быть все, что угодно. И когда я позвонил в полицию, мне сказали…
Касси перебила его. Но сначала она запрокинула голову и устремила взгляд в потолок, словно надеясь найти там ответ на беспокоящий ее вопрос. Это была еще одна хорошо знакомая Адриану поза, которую Кассандра часто принимала, когда муж проявлял упрямство. Она была художницей, и именно артистическая натура определяла ее подход к действительности — даже в мелочах: «Просто проведи линию, нанеси на холст пару мазков — и все станет ясно». Этот ее взор, устремленный в небеса, обычно предвещал череду настойчивых указаний и требований. Как ни странно, Адриану это нравилось: ему было приятно знать, что Касси чувствует себя абсолютно уверенной всегда и во всем.
— Плевать, что они там тебе наплели. Девочка шла по дороге, а затем внезапно пропала. Совершено преступление, это очевидно. И ты оказался свидетелем. Случайно. Один лишь ты. И сейчас у тебя в руках несколько фрагментов головоломки, которую тебе предстоит собрать. Все в твоих руках. Так собирай же!
Адриан некоторое время поколебался, прежде чем продолжить разговор.
— А ты? Ты мне поможешь? Понимаешь, Посси, я болен. То есть я больной — в буквальном смысле этого слова. И я не знаю, сколько еще времени мне отпущено. Реальность уже начала ускользать от меня. Мое сознание уже не всегда способно поддерживать логические связи между происходящими событиями. И если я решусь заняться этим случаем — что бы за ним ни стояло, — я просто не уверен, что мне хватит сил…
