— Ну что… что, скажи мне? — настойчиво повторял Адриан.
Вдруг он понял, что так тревожит Кассандру. Там, куда она указывала рукой, на кухонной стене висел телефонный аппарат.
Адриан прислушался. Откуда-то, словно сквозь густую ватную пелену, до него донесся знакомый мелодичный перезвон. Звук становился все сильнее и сильнее, словно кто-то невидимый аккуратно поворачивал ручку регулятора громкости. Испугавшись, что пропустит звонок, Адриан схватил трубку и поднес ее к уху:
— Алло.
— Ну что, профессор, ждали моего звонка? Повидаться не хотите? В нашем деле наметился некоторый прогресс.
Это был он — маньяк-эксгибиционист. Его голос Адриан узнал бы из тысяч других. Почему-то его звучание ассоциировалось у профессора с вязким бульканьем грязевых гейзеров.
— Мистер Вольф…
— А вы кого ждали?
— Вы нашли ее?
— Ну, не то чтобы нашел, но…
— Давайте же, не тяните, рассказывайте.
Адриан надеялся, что его собственный голос звучит столь же сильно и уверенно, как и во время прошлых разговоров с Марком Вольфом. Размышлять о том, откуда в его состоянии у него могли бы взяться силы и уверенность в себе, сейчас было некогда.
— Профессор, мне кажется, то, что я нашел, должно вас заинтересовать. Это… — Вольф замешкался, явно подбирая слова, чтобы без лишних подробностей описать результаты своих поисков. — В общем, думаю, на это стоит взглянуть.
Адриан посмотрел на жену, которая все с той же безмятежной улыбкой стояла у входа на кухню, поглаживая выпирающий из-под платья живот. Взглянув на Адриана, она лишь едва заметно кивнула. Говорить ему: «Адриан, поезжай!» — не было никакой необходимости.
— Хорошо, — буркнул профессор Томас в трубку, — сейчас приеду.
Повесив аппарат на стену, он вновь шагнул по направлению к Кассандре, чтобы обнять ее. Но та остановила его взмахом руки и, все так же улыбаясь и глядя ему в глаза, сказала:
— Поспеши.
Адриан был счастлив услышать ее мелодичный голос. Тишина в доме пугала его, но стоило Кассандре произнести хотя бы несколько слов, как он успокаивался.
— Тебе, Адри, теперь постоянно придется спешить, — тем же тоном ласковой учительницы произнесла Касси. — Ты ведь сам не знаешь, сколько времени у тебя осталось.
Адриан посмотрел на ее живот. Да, точно так же Касси выглядела в последние дни перед рождением сына. У нее был жар, ее все время мутило, но она делала все возможное, чтобы подавить в себе раздражительность и не позволить дурному самочувствию испортить настроение ей, ребенку и Адриану. Она истекала потом под летним солнцем и ждала. Адриан приносил ей воду со льдом и помогал вставать с кресла и перебираться из комнаты в комнату. Ночами он лежал с нею рядом, делая вид, будто спит, и слушал, как она переворачивается с боку на бок, пытаясь найти если не удобное, то хотя бы терпимое положение. Выражать ей сочувствие было бессмысленно. Эти слова только вызвали бы у нее лишнее раздражение, а Касси и без того было нелегко сдерживать эмоции.
Адриан послушно шагнул к входной двери.
— Нельзя помнить только хорошее, — сказала ему в спину Касси. — Это было бы глупо. В нашей жизни всего хватало. Были и трудности. Вспомни, как тяжело нам было, когда не стало Брайана. Ты тогда пил до беспамятства несколько недель подряд и все время проклинал себя за то, что не усмотрел, не уберег младшего брата. Ну а потом… когда Томми…
Касси замолчала.
— Скажи, почему ты…
Вопрос о последних неделях жизни Кассандры и о принятом ею решении вертелся у Адриана на языке, но произнести его вслух он так и не решился. Он увидел, как Касси опустила взгляд, как она обхватила руками живот… Она явно видела наперед, что с нею произойдет в конце пути, и теперь радость от предстоящего рождения малыша и горе от потери единственного сына смешались в ее душе, точно так же как счастье и горе бывают перемешаны в жизни. Вдруг Адриан почувствовал то, что должен был чувствовать каждый день, каждую секунду после смерти своих близких — как в минуты просветления, так и в темной бездне подступающего все ближе безумия.
Он подумал, что зря цеплялся за жизнь все эти годы, после смерти Томми и Касси. Он должен был уйти вслед за ними, уйти не колеблясь, сделав свой выбор без сожаления. Продолжать жить после таких потерь было попросту малодушно. «Трусость, — подумал он, — вот чувство, которое удерживало меня в этом мире». Он вновь посмотрел на Касси и с удивлением увидел, что та качает головой.
