, исключая разве что каталог Бунау>{67}, о нем не сказано ни слова. Почти полное забвение такой книги не может объясняться гонениями со стороны властей, однако, как мы вскоре увидим, причиной его не могло стать и мудрое презрение, которое в эпоху фундаментальных знаний и фундаментальных исследований окружало одни книги всеобщим почтением, а множество других обрекало на смерть в лавке бакалейщика. Повторяю еще раз, книга Капеллуса столь же занимательна, сколь и поучительна, и источником ее невзгод был скорее всего какой-либо несчастный случай, вроде тех, что подстерегли фолиант Рюдбека и ин-октаво Дальгарно>{68}.
Хотя я и обещал дать читателю представление о достоинствах этого любопытного сочинения, автор которого знаком нам лишь по имени, я воздержусь от подробного рассказа: он отнял бы слишком много времени, ибо мало есть книг, содержащих такое количество мелких библиологических сведений и прелестных историй. Ограничусь перечислением: в первой части отмечу превосходное ”похвальное слово” собирателям и хранителям публичных библиотек; во второй — заметки о ”библиотечной” ономатологии и фразеологии, содержащие все необходимые сведения по этим вопросам; в третьей — великолепные разыскания об искусстве письма, или хирографии>{69}, которую мы высокопарно именуем каллиграфией, о типографском искусстве, о видах бумаги, о пергаменте и живописных украшениях, принятых в новое время; о пожарах в библиотеках, в особенности же о пожаре, в котором сгорели почти все экземпляры знаменитой ”Небесной машины”>{70} Гевелия; наконец, в четвертой — любопытные трактаты Шпицелиуса>{71} о счастливых и несчастливых литераторах, Феррариуса — о невзгодах литераторов, Бартолинуса и Фритшиуса — о пороках литераторов и злоключениях библиотек. Не эти ли превосходные сочинения включил в свой сборник 1707 года ученый издатель книги Цицерона ”Об изгнании”, присвоенной Алциониусом>{72}, Иоганн Буркхард Менке? В данный момент я не могу это проверить, ибо лишился книги Менке, но мне было бы досадно, если бы оказалось, что издатель Алциониуса незнаком с книгой нашего Капеллуса; осмелюсь утверждать, что любопытные суждения, содержащиеся в его труде, единственны в своем роде. Мой ученый друг господин Пеньо писал где-то, что книгам грозят три главных врага: крысы, черви и пыль; шутя, он добавил сюда четвертого противника — ”зачитывателей” книг. Наш добрый Фритшиус увеличил бы этот список ка добрую сотню, из которой я назову лишь дюжину самых опасных врагов, которых следует опасаться библиофилам: это клопы, тараканы, моль, котята, дети, неуклюжие и любопытные гости, люди с грязными или грубыми руками, масло, воск, сало, а главное, воры. Впрочем, я ошибаюсь, Фритшиус называет и еще более страшных врагов: ”Тираны, противники и преследователи, люди вздорные, глупые, бессмысленные и невежественные, питающие ненависть к людям образованным, к книгам, учености и ученым”.
Венчает книгу Капеллуса весьма ученая ”Записка”, трактующая о литературной и библиографической истории допотопной и послепотопной эпохи>{73} — эпохи предмоисеевой и предмонархической, то есть об истории тех любопытнейших и загадочнейших инкунабул, исследователь которых может полагаться лишь на смутные предания, дожидающиеся, пока ясный критический ум внесет луч света в их потемки. Таким образом, знакомя библиофилов и библиографов с моим Капеллусом, я ничуть не преувеличил его заслуг, не побоюсь даже добавить, что переиздание его книги принесло бы большую пользу ученым и литераторам тех стран, где кого-то еще интересует научная литература, — например, Германии.
Сочинения семилетнего автора (без указания места и даты издания; предположительно: в Париже, в Королевской типографии, 1678). 4°. 9, 35, 89 стр. В рыжеватом переплете из телячьей кожи с золотым обрезом.
Всем известно, что эта книга, содержащая несколько сочинений по схоластике и несколько писем герцога дю Мэна, была издана стараниями его гувернантки госпожи де Ментенон и его воспитателя господина Ле Рагуа, очень небольшим тиражом, не превышающим, по слухам, семи-восьми экземпляров. Мой экземпляр — тот самый, что на распродаже собрания господина д’Урша был продан за 120 ливров, хотя и был, как станет ясно из дальнейшего изложения, описан не совсем точно; впрочем, мы не вправе обвинить ученого автора каталога
