Осмелюсь сказать напоследок, что если и осталась еще в библиографии неисследованная тема, достойная отдельной книги, то тема эта — ”Библиография безумцев”>{62}, а если существуют книги, из которых можно составить занимательную, любопытную и поучительную библиотеку, то это книги, сочиненные сумасшедшими. Даже если не включать в их число ни Мерсье, который попусту растрачивал свой ум, ни Дидро, который попусту растрачивал свой гений, ни Мальбранша, которому привычный недуг не мешал в ученых занятиях, ни Паскаля, которому мономания служила, возможно, источником пыла и вдохновения, если даже умолчать о Паризо, Морене, Давене и Постеле и не вспоминать поэтов от Тассо до Жильбера>{63}, все равно приходится признать, что нет более благодатной темы для историка литературы; а если сравнить число здравых идей с общим объемом написанного безумцами, то окажется, что они намного обогнали всех прочих сочинителей.
В заключение скажем, что ”Диалактическая секстэссенция” не имеет отношения к мистической теологии, хотя она, как и все книги того времени, полна мистикотеологических пассажей; не принадлежит она и к поэзии, хотя автор напечатал в этом томе немало скверных стихов, подозревая, вероятно, что больше такой возможности ему не представится; ”библиографическое” место ”Секстэссенции” — рядом с ”Менипповой сатирой”>{64} (которая скорее всего была опубликована не раньше 1594 г.). Правда, рядом с этим сочинением книга Демона выглядит, как Ликофрон рядом с Гомером или Ретиф де Ла Бретонн>{65} рядом с Рабле.
Lectionum Bibliothecarum memorabilium syntagma, continens dissertationes variorum: de Bibliothecis et libris, literis et literatis, edita a Rudolfo Capello. Hamburgi, sumptibus Georgii Wolfii [Выбранные места из сочинений знаменитых библиотекарей, содержащие различные рассуждения: о библиотеках и книгах, словесности и словесниках. Издано Рудольфом Капеллусом. В Гамбурге, по заказу Георга Вольфа]. 1682. 12°. В сафьяновом переплете лимонного цвета работы Фогеля.
Подсчитать количество страниц в этом томе нелегко, поскольку они не нумерованы: за десятью вступительными страницами следуют десять листов с сигнатурами А — Hh; последний лист состоит из десяти страниц, на последней из которых обозначено имя типографа — Михаэль Пипер. Три первых листа, за исключением двух страниц, напечатаны по-немецки, равно как и десять вступительных страниц, лишенных сигнатуры. Первая из них гравирована. В начале листа А помещен портрет Рудольфа Капеллуса. Поскольку книга была напечатана по заказу Вольфа из Гамбурга, можно было бы ожидать, что она полностью или частично вошла в ”Monumenta typographica”>{66}, но я осмелюсь утверждать, что это не так — недаром я некогда занес ее в разряд ”неизвестных” книг, а затем убедился, что о существовании ее не ведают не только французы, но и немцы.
Несчастливая судьба нашего Капеллуса не может не вызвать у нынешних филологов и библиографов горьких раздумий. Она неопровержимо доказывает, что в библиографии больше, чем в любом другом роде литературы, ”книги имеют свою судьбу”; ведь Lectiones bibliothecariae являются, по моему глубокому убеждению, едва ли не самым занимательным из сборников такого рода; богатство и увлекательность освещенных здесь сюжетов таковы, что книга читается с неослабевающим интересом с начала и до конца. Быть может, французских собирателей отпугнул немецкий шмуцтитул и три-четыре страницы на немецком в начале и конце книги? Это я еще могу понять, но какая роковая случайность привела к тому, что о книге Капеллуса ничего не ведают и немецкие библиографы, столь неутомимо пекущиеся о фактической точности, столь почтительные к авторитетам, столь мало склонные ниспровергать своих славных предшественников, что их скорее можно упрекнуть в излишней предупредительности? Как объяснить, что о Капеллусе молчат Бауэр и Фрейтаг, Фогт и Бейер? О редкости этого замечательного библиографического сочинения можно судить уже по тому, что имя его автора ускользнуло даже от господина Вейсса, ибо во ”Всемирной биографии”, равно как и во всех известных мне каталогах
