Чисто убийственное зло - страница 12

— Иду, иду, — донесся голос из глубины дома.

Пандора скрестила руки на груди и приготовилась ждать.

В прихожей уже воцарился дух запустения. Ковер был свернут и убран вместе с большими картинами, набором оружия и ржавых щитов, украшавших стены Стрега-Шлосса столько, сколько Пандора себя помнила. Дедушкины часы, закутанные в пыльные простыни, да хрустальная люстра, висевшая над лестницей, — вот и все, что осталось от прежней жизни. В опустевшей прихожей эхом гуляли звуки приближающихся шагов. В конце коридора, ведущего в кухню, появился Титус. Пандора отметила, что он нес несколько коробок из-под пирожных.

Увидев ее удивленное выражение, он объяснил:

— Стыдно оставлять всю эту еду крысам… — его голос сорвался и перешел в шепот.

— Мультитьюдина! — заорала Пандора. — Я ее забыла. И Терминусочку тоже — о нет! Я должна их найти…

— Они просто крысы, Пандора. Нельзя приносить крыс в отель, к тому же, думаю, у них там и своих миллионы.

Такси снаружи засигналили. Пандора была в отчаянии. «Моя любимая зверушка, — думала она, подавляя рыдание. — И ее дочка. Брошены. Одни в пустом Стрега-Шлоссе».

Увидев, что глаза сестры наполняются слезами, Титус смягчился.

— Мы вернемся, Пан. Не впадай в панику. Крысы могут позаботиться о себе, а мы будем их подкармливать. — Он неловко похлопал ее по спине, уронив при этом коробку. Крышка открылась, и большая булочка выкатилась и запрыгала по полу. — Вот видишь, — сказал он. — Это даст им возможность продержаться целую вечность. А теперь идем, нас ждут.

Подтолкнув сестру к такси, Титус вернулся, чтобы закрыть дверь. Она отозвалась скорбным скрипом ржавых петель.

На Стрега-Шлосс опустилась тишина. Пыль уже начала оседать в прихожей, клубясь и закручиваясь маленькими вихрями под действием сквозняка, дувшего из наскоро заделанного потолка библиотеки. На кухне капала вода из плохо закрученного крана, у часов на каминной полке кончился завод, в камине тлеющие угли постепенно сменили цвет с красного на пепельно-серый. Мало-помалу температура в Стрега-Шлоссе упала, и дом впал в состояние анабиоза.

В своем гнезде из мятой газеты в кладовой тихо похрапывала Мультитьюдина, крыса на свободном выпасе. Свернувшись между передними лапками матери, ее дочка Терминусочка открыла один желтый глаз и потянула Мультитьюдину за ус. Потянула сильно.

— Ау! — взвизгнула Мультитьюдина. — За что?

— Есть хочу, — промычала Терминусочка. — Сейчас.

— Боже, детка, — сказала Мультитьюдина, с трудом поднимаясь на ноги и с неприязнью разглядывая свою ворсисто-розовую Последненькую, — тебе еще предстоит многое узнать о хороших манерах. Где волшебное слово? П-п-п-? — подсказала она.

Крыска наградила мамашу скептическим взглядом и зевнула.

— Хочу, — нагло заявила Терминусочка. — Еды. Сейчас.

Мультитьюдина вздохнула. «Больше никогда, никогда, — поклялась она в сотый раз. Больше никаких детей, никогда».

— Ты уже достаточно большая, чтобы позаботиться о себе, — процедила она сквозь зубы. — Хватит лежать в ожидании обслуживания в номер. Прояви некоторую независимость. Ты никогда не думала о том, чтобы найти себе собственную квартиру? Я бы помогла тебе упаковать вещи, — с надеждой добавила она.

Терминусочка проигнорировала предложение родительницы. Ее нос задергался. Она что-то учуяла. Что-то съедобное. Отбросив опасения, она выбежала из кладовки и очутилась на обширном пространстве кухни. Над ней возвышался обеденный стол, его толстые ножки возносились на невообразимую высоту, клетчатая скатерть свисала… как раз… в пределах… досягаемости.

Отчаянно подпрыгнув, Терминусочка ухватилась за угол скатерти и медленно начала подниматься, шажок за шажком, вонзая когти в рыхлое плетение ткани. Добравшись до верха, она неизящно подтянулась и перевалилась через край на столешницу, словно измученный пловец, вылезающий из бассейна. Некоторое время она лежала на скатерти, тяжело дыша, затем жадность вернула ее к жизни. Она поднялась на задние лапки и осмотрела кухню с высоты стола, отмечая про себя тот факт, что скатерть испещрена множеством хлебных крошек, лужицами молока и маленькими каплями меда. Не в силах устоять перед искушением, она взобралась на край забытого молочного кувшина и крикнула в сторону кладовки: